— А если это он, а не Шалькин? — выйдя из-за стола, Алтуфьев достал сигаретную пачку. — Теперь придется еще раз все проверять. А времени-то осталось мало! Не успею — начальство с меня семь шкур спустит. Экспертиза эта еще… Черт! Полдня терять, это как минимум.
— Ты когда едешь-то?
— Завтра.
— Про учебник не забудь! А я пока Хренкова проверю. Так, без протокола. В рамках уголовного дела опрошу.
Генька Смирнов оказался обычным мальчишкой, выглядевшим на свои тринадцать. Веснушки, рыжеватый чуб, нос картошкой. Зеленовато-серые глаза смотрели на мир с хитроватым прищуром.
Колесникова отыскала его на следующий день утром. Да и искать-то особо не надо было — Генька вместе с половиной своего класса проходил трудовую практику здесь же, в школе. Таскали и красили парты, подновляли стенды, аккуратно стопкой складывали стенные газеты — для пионерского архива.
— Ген, стенд помоги снять, — Женька начала издалека, с хитрости.
Помочь Смирнов не отказался, он вообще, похоже, был добродушным малым, если его не трогать.
— Ты сама-то не лезь — тяжело, — первым делом Генька отогнал девчонку от стенда. — Я сейчас пацанов позову. Эй, сюда давайте!
Тут же стенд и сняли. Смирнов обернулся:
— Куда нести-то?
— Да хоть в пионерскую, — повела плечом Женька. И тут же спохватилась: — Ой, я сейчас барабаны уберу с горнами. А вы пока к стеночке прислоните.
— Чего еще? — парнишка пригладил чубчик. — Ты говори, если надо.
Девушка покусала губы:
— Да есть она просьба к тебе… Ты ж у Дома пионеров живешь?
— Ну, — подозрительно прищурился Генька. — Допустим, живу. И что?
— Я хотела у Аркадия Ильича, заведующего, приемник попросить на вечер. Ну, у нас гости будут. Вот думаю — даст ли?
— Не знаю, — Генька почесал затылок. — Наверное, даст. Он вообще-то мужик невредный. «Спидолу» хочешь спросить? Так он ее уже давал кому-то.
— Давал? — насторожилась Колесникова. — Откуда ты знаешь?
— Видел. Мужик какой-то в Дом пионеров потом приносил. Я видел, как край «Спидолы» из сумки торчал.
— А что за мужик?
— Да не знаю я, не присматривался. Он как раз на крыльцо поднимался, а я из дому на рыбалку шел. А «Спидолу» не хочешь, да заметишь — приметная. Кажется, еще мопед был…
— Мопед?
— Ну, я слышал, как мотор трещал… до мужика еще, — пацан потеребил угол воротника, рубаха у него была старая, застиранная… Так ведь и сказано — приходить в рабочей одежде. Женька вон тоже не в платье пришла, а в трениках. Заодно и царапин на коленках не видно.
— А ты мопед-то сам видел? И того, кто на нем?
— Говорю же, слышал только.
— Так, может, это мотоцикл был? — не отставала девочка.
Мальчишка обиженно поджал губы:
— Да что я, мопеда от мотоцикла не отличу?
— Я не сомневаюсь!
— Даже могу сказать, что за мопед! Точно не «Рига», у нее помощней рев. Обычный, «газовик». Ну, на велик похожий. Как у всех. Я еще думал, сосед мой, дядя Коля, на рыбалку поехал. Хотя, может, это дядя Коля и был… Или почтальон.
— Так это дядя Коля «Спидолу» принес? — не поняла Женька.
— Да говорю же, не видел! Он спиной стоял. Как раз на крыльцо поднимался.
— Так поднимался или стоял?
— Да ну тебя! — вконец запутался парень. — Пошел я красить.
— Ген! Спасибо!
Женька прокричала ему в спину, уселась на стул между барабанами и горном и, вытянув ноги, задумчиво посмотрела на висевший в простенке портрет Ленина в строгой черной раме. Портрет этот Колесниковой нравился. Владимир Ильич тут был какой-то свой — добродушный и веселый. И так хитро щурился, будто спрашивал — ну, как там у вас дела?
В дверь вдруг заглянул Генька:
— Слышь… Я это… вспомнил про мужика.
Вскочив со стула, девчонка радостно всплеснула руками:
— Правда?
— Это не тот, что со «Спидолой», другой, наверное… Он все по кустам шарился, таился. Я еще подумал: в уборную хочет. Или за кем следит, чего-то высматривает. Не наш мужик, не озерский. Но я его где-то видел… У автостанции, что ли… Здоровый такой бугай, рожа красная, небритый. Кепка еще промасленная у него, как у тракториста.
— Так это он «Спидолу» принес?
— Да не знаю я! Может, и он. Говорю же — не увидел.
— Так тот, со «Спидолой», в кепке был?
— Да не помню… О! В капюшоне!
Инспектор уголовного розыска старший лейтенант милиции Игнат Ревякин был парнем добросовестным и честным. Хотя немножко грубоватым, это да. За словом в карман не лез и к начальству особого пиетета не испытывал. Насядут — мог и ответить прямо в глаза. Вот и перевели его из Тянска в провинцию.
С другой стороны, не так уж и плохо — Озерск! Ягоды-грибы, охота-рыбалка, да и вообще — красивейшие места. Еще и родственница тут — тетя Глаша. У нее Ревякин немножко пожил, пока комнату в бараке не дали. Ну и что, что в бараке? Зато отдельная, своя! Да и соседи попались хорошие.
И все же Игнат был не местный, а потому школьного конюха Шалькина толком не знал и в невиновность его не верил. Точнее сказать, верил фактам. А факты упрямо твердили — Шалькин убийца и есть. И месторасположение тела, и отпечатки пальцев на орудии убийства — все один к одному.