Тайна "Сиракузского кодекса"

Далеко на рейде трижды прогудел сухогруз, и гудки эхом отдались в окрестных холмах — сигнал к неизбежному расставанию. Вода залива плескала об опоры здания. Временами все строение содрогалось от многотонной горы рассола. Пропитанное водой дерево, провисшие от времени проволочные канаты, заклиненные болты, ржавые железные стержни и перила стонали вокруг нас. На дальнем конце зала потрескивал в печи огонь. На плите булькала похлебка. Чайка с легким топотком опустилась на крышу.

Креол рассчитывал на растерянность и страх, а теперь он лишился их, своих ценнейших орудий. Как же это рычаг так провернулся? У него имелась жертва, накачанная наркотиком; их было трое на одного, была его здоровенная дубинка и не было, в пределах видимости, вазелина. Рамодельщик выпадал из колоды. Рамодельщик оказался тем одним из тысячи, кого не берет ни героин, ни джин, ни даже насилие?

Обвиснув на своем стуле, поглядывая сквозь щелки между ресницами, с глупой ухмылкой на лице, пуская слюни на рубашку, из-за своей маски накачавшегося извращенца я наблюдал, как проворачиваются колесики в голове креола под — крашеными, как я вдруг догадался — медными волосами.

Потом он сделал ход пешкой. Креол сказал:

— С этим придется погодить, братец Кестрел. Погодить, пока ты нам не расскажешь.

— Ох-х, — не скрывая разочарования, протянул я.

— Насколько мы знаем, — продолжал он, — а знаем мы немало, ты был последним, кто видел Рени Ноулс, когда при ней еще был… некий ценный предмет.

— Ценный!.. — повторил я, словно отчаянно шевеля мозгами. — Ты бы не мог выразиться чуточку точнее? Он был маленьким? Круглым? Или большим? Плоским или нет?

Лицо креола окаменело.

— Проклятье, братец Кестрел, ты бы и аллигатора вывел из терпения!

— Но я только и видел у нее предметов, что сотовый да бутылочка крепкого, — хныкнул я. — Почему вы мне не верите?

И тут креол сорвался. Он вдруг заревел:

— Оно не твое, ты, мудак!

И, приподнявшись на стуле, чтобы дотянуться через стол, он взмахнул дубинкой как косой, целя мне в голову.

Удар мог бы меня убить. Я пригнулся. Дубинка скользнула у меня по плечу, задев ухо — то самое ухо, которое уже кровоточило, — и ударила Торговца Машинами по левому локтю. При всех ее украшениях, она оставалась оружием, таким же опасным, как обрезок резинового шланга или плетеный хлыст. Если бы я не метнулся к Торговцу, если бы эта штуковина ударила меня прямо в висок, я бы точно очнулся под звук иных барабанов или не проснулся бы вообще. Экстази увернулся, и как раз вовремя, чтобы дубинка не покалечила какой-нибудь важный орган у него пониже ребер. Спинка моего шатнувшегося вбок стула ударила Торговца в бедро, и мы с ним и со стулом повалились на пол вместе. Сиденье прижало к полу его левую щиколотку, и она хрустнула, как мокрый сучок. Мы оба услышали этот звук. Торговец едва успел завопить, когда ребро моей ладони привело к встрече его нижней челюсти с диафрагмой.

— Отдай, — ревел креол, не замечая совершенного промаха, и со всей силы обрушил дубинку на стол, разбив бутылку с джином.

— Божье дерьмо, — возопил Экстази. — «Хамви» горит. «Хамви» загорелся!

Креол таращился в сторону «хамви», оставленного не более как в двадцати пяти футах позади нас, прямо у прохода в театральном занавесе. Тлеющий окурок сигареты сделал свое дело. Теперь «хамви» светился изнутри, как бессемеровская печь, и два треугольника, составляющие его ветровое стекло, пылая огнем, придавали ему демонический вид.

Дым, мусор и языки огня вихрем кружились внутри, и воздух с отчетливым свистом врывался в приоткрытые окна. Составная телефонная антенна на крыше покосилась набок, словно флагшток, воткнутый в обтаявший сугроб.

— Подонок! — взвизгнул креол. — Эта дрянь стоила сотню штук!

Экстази успел промчаться полпути до машины, прежде чем сложил два и два и развернулся на каблуках, одновременно пытаясь вытащить пистолет из кармана кожаной куртки. Один из его шлепанцев слетел с ноги и полетел к «хамви» без хозяина, а сам Экстази с приглушенным стуком растянулся на полу. Пистолет выпал из куртки.

Я выпрямился прямо под краем стола, перевернув его. Баллон висячей лампы взорвался, и упавшего креола накрыло столом. Надо сказать, это был добрый дубовый стол. Тяжелый, темный, возможно, фирмы «Стикли». Осознав слабый шанс на то, что Экстази уже не выпутаться, даже если он не ранен, я оттолкнулся ногой от края своего упавшего стула, подпрыгнул высоко и приземлился обеими ногами ровно на середину перевернутого стола. Послышался радующий душу хруст и короткий придушенный визг. Я опустился, спружинив коленями, и тут же прыгнул дальше.