Читаем Тайна смерти Горького: документы, факты, версии полностью

Как-то не вяжется этот рассказ с обликом «убийцы Сталина», который пришел убедиться, что Ягода, Будберг и Крючков выполнили данное им задание. Почему он стал ругать Крючкова и потребовал выгнать Ягоду? Почему так отнесся к Будберг, если, по утверждению Берберовой, та привезла для него чемодан с горьковским архивом, где были материалы, компрометирующие его политических врагов? Существует мнение, что Горький, долго питавший к Будберг нежные чувства, вызвал ее в Москву, чтобы проститься перед смертью.

Дело, однако, было не в чувствах, которые с его стороны уже угасли, а с ее – вряд ли существовали. Речь шла о той части архива, которую Горький, окончательно уезжая из Сорренто, оставил на хранение Будберг. После смерти М. Пешкова и убийства Кирова писатель потребовал вернуть чемодан. Будберг приехала в апреле 1936 года, когда писатель был еще здоров и жил в Тессели. Об этом свидетельствует Черткова, находившаяся постоянно при писателе. Рукописей Будберг не вернула, поэтому при свидании разразилась ссора. Она сразу же отправилась в Москву и вновь приехала лишь к умирающему Горькому. Сидя рядом с ним в черной одежде, она, несомненно, знала, что он умирает, и добивалась от него завещания в свою пользу – на гонорары от зарубежных изданий.

А что же Сталин? Вождю явно было нужно что-то узнать у писателя. 10 июня в 2 часа ночи он вновь приехал в Горки. Горький спал. И хотя Левин предложил разбудить больного, Будберг воспротивилась. Ее поддержали профессора Ланг и Кончаловский. Сталину было сказано, что писателя нельзя беспокоить. 12 июня, когда Горький, оправившись после кризиса, чувствовал себя довольно хорошо, Сталин и Ко приехали в третий раз. Будберг ушла из комнаты, но подслушивала у дверей. Она вспоминает, что Горький «сперва заговорил о работе Шторма по истории крестьянства, а потом перешел к положению французского крестьянина» [168]. Посетители вышли через восемь минут: разговор не состоялся. Горький был «застегнут на все пуговицы», просил О. Д. Черткову записывать даже его предсмертный бред. В эти дни он почти не спал, держась в сознании гигантским усилием воли.

Чего добивался от него Сталин? Сведений о заговоре против него, который готовила оппозиция? Тех бумаг, которые хранила Будберг? Говоря о рукописях, за которыми шла охота, И. М. Гронский обмолвился в 1963 году: «… мы их и сейчас не имеем – он уклонялся от разговора. Мы пытались выяснить, но до сих пор не знаем, куда они ушли и у кого находятся. Если бы мы знали, мы бы их купили» [169]. Горький действительно уклонялся от разговора об архиве, не давал никаких распоряжений и не оставлял завещания. 15 июня Кошенкова испугал анонимный звонок: «Вы что сидите на Никитской. Помогайте!» И перед тем как положить трубку, незнакомец еще добавил: «Сволочи!» [170] В эти дни врачи окончательно потеряли нить болезни. События разворачивались стремительно. 16 июня Кошенкова озадачил звонок из Кремля: «Телефон Горького? – Да. – Что, достигаете желанного, подлецы?» Испуганный комендант позвонил в Горки. В 12 часов ночи к аппарату подошла Н. А. Пешкова: «Передайте всем, у нас хорошо» [171]. А утром 17 июня у Горького хлынула горлом кровь.

В официальном медицинском заключении о смерти А. М. Горького говорится о гриппе, который осложнился впоследствии катаром верхних дыхательных путей и тяжелой инфекцией, о чем свидетельствовали «повторные исследования крови». Смерть наступила «при явлениях паралича сердца и дыхания» [172]. Загадку смерти писателя помогли разгадать два любопытных документа, вклеенных Л. Г. Левиным в «Историю болезни Пешкова Алексея Максимовича», заведенную в Кремлевской поликлинике под № 631. Первый из них помечен 8 июня, т. е. написан в тот день, когда Горького чудом вернули к жизни. Это обращение заведующего консульским отделом СССР во Франции П. И. Бирюкова начальнику Лечсанупра Кремля И. И. Ходоровскому с предложением использовать для лечения больного «сыворотку против гриппа», разработанную в Париже врачом Онг-Гвае-Свяном. Он писал: «Врач этот работает в госпитале Бруссе и аттестуется людьми, которым мы доверяем, с самой хорошей стороны, как человек, симпатизирующий Советскому Союзу. Поскольку дело это срочное и мы сами разобраться здесь в качествах предлагаемой сыворотки и возможности ее использовать – не в состоянии, направляю Вам 9 ампул предложенного нам лекарства на Ваше усмотрение» . К письму была приложена записка Онг-Гвае-Свяна на французском языке с объяснением способа употребления сыворотки.

Из воспоминаний Кошенкова мы знаем, что множество врачей обращались с предложением помочь умирающему писателю, но всем им отказывали. Не странно ли, что методу лечения гриппа (а диагноз, поставленный Левиным с самого начала болезни, был именно «грипп, осложненный бронхопневмонией») никому не ведомого, а возможно, и несуществующего голландского гражданина китайца Онг-Гвае-Свяна была дана зеленая улица?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное