Тайна смуты

– То-то и верно, что была польза от ветра между Русью и неметчиной, когда продувало прочь множество ересей, сколько их на неметчине и в Чехии ни копилось, а нынче все стихии ко вреду роду людскому и кровавым смутам восстают, – сказал чужеземец. – Уже понеслись ветра и понесли огонь Сечи поначалу на легкие победы, потом – на победы поважнее и пославнее, а потом на самом гребне той славы – в вековой, но неизбежной дали на погибель. И первый удар часов той погибели наступит в день, когда православные начнут рубить православных, а науськивать станут ляхи. Вырвет ветер огонь из кузни – всему граду конец… да не одному граду, коли ветер уж не ветер, а целая буря по весям пойдет!

Замолк полковник-чужеземец Юрко – и словно бы звёздочками-стрелками заискрился он весь сквозь тютюнный дым. Задумался на миг Тарас, вспомнил всё, что напророчил таинственный полковник. И, потому как не принимала тех пророчеств душа, так решил Тарас их генеральным и веским сомнением покрыть.

– Да вот требует теперь моя душа выведать у тебя, ваша милость, откуда же вашей полковничьей милости всё это наперед и даже на века в таких подробностях ведомо, – напустив строгого холоду в голос, проговорил Тарас и пыхнул дымком погуще. – От какого такого всеведущего слепца, деда-лирника? Ведь не от самого же пророка Исайи…

– А ежели от него самого? – беззлобно усмехнулся чужеземец Юрко.

Тут-то и пробежал цепкий холодок меж лопаток Тараса.

– Откуда и кто я, ты всецело знаешь, пане полковнику, – проговорил Тарас, уже готовясь снова «Отче наш» читать и перекреститься, для того и люльку в левую руку передал. – А вот откуда ты есть, ваша милость, дозволь-таки узнать, раз тут я на посту стою, на коем дознаваться у путников – моя служба и есть.

– Да уж теперь, почитай, земляк я твой, – живо улыбнувшись, отвечал чужеземец Юрко. – Столько времени в одном месте провели. Ты здесь, наверху, я – прахом немного пониже, а духом довольно повыше. Да с твоим покойным отцом был я дружен и дружен поныне.

Сжало горло козаку Тарасу. Едва выдавил из себя:

– Да не мертвяк ли ты?

Первый раз за всё время той полезной беседы глаза чужеземца блеснули гибельным, сабельным блеском.

– Разве не помнишь ты, Тарас, слов Господа нашего Иисуса Христа о том, что у Бога нет мёртвых? – проговорил таинственный полковник Юрко.

Тут вдруг как пыхнет отцова люлька огнём в глаза Тарасу! Да так не люлька могла бы пыхнуть, а сама сигнальная мортирка, коли при выстреле ей прямо-таки в жерло сдуру заглянуть! Разлетелись искры в глазах Тараса – и сам он полетел не знамо куда.

Вздрогнул Тарас, проснулся – глядь, а над ним одно чистое, ясное поутру и открытое небо, и в его зените, точно зеницей огромного синего ока, жаворонок мерцает и разливается.

«Де я, не в раю чи?» – мелькнула первая мысль у Тараса, а за ней тотчас другая: «Де же моя люлька?»

Ощупал Тарас обеими руками травы по сторонам от себя, потеребил уже просохшую под солнцем землю – и люлька под левую руку попалась. «Ага, живий!» – подумал Тарас, и верно: люлька убедила его, что лежит он на грешной, тёплой земле, а не в православном раю.

«Де Сірка-то моя?» – подумал Тарас и кликнул.

Тотчас подошла его Серка, тронула мягкой губою козака, оставив ему на лбу след влажной прохлады, дохнула в лицо травянисто-хлебным парком.

«Якби мертвий я був, так вона б зовсім не відійшла в сторону»[17], – верно рассудил Тарас, всё полнее понимая себя.

Тут сообразил Тарас, что опять «весь покалипсис проспал». Вскочил на ноги, потом снова к земле припал, послушал её – не катят ли татары нагоном. Не услыхал. Поднялся из лога, глянул сквозь травы – не увидал. Однако ж не задержался более…

И вот на другое утро, когда уж солнце приподнялось над дальним перелеском, Тарас на Серке вдруг выпал из трав в большую пустоту. Он даже похолодел весь, и кишки у него подскочили. Показалось ему, что вправду сорвался с обрыва, глухо заросшего до самого смертельного края. Перед ним под едва приметный уклон катилось отрожавшее, сжатое поле. С густого золотистого жнивья поднимался готовый, кисловатый и свежий хлебный дух. В пути первый раз у Тараса навернулась густая слюна.

В глазах ещё рябило высокими травами, и не вмиг Тарас разобрал, что не вблизи от него, а вдали. Поначалу показалось ему, что там, посреди светлого, дымчатого простора сгрудилось стадо огромных волов, охваченное туманцем их сонного дыхания. Ан то была деревня средних размеров! Только дома были совсем не такие, как на родине Тараса – большие, грузные, костистые длинными стенами своими, а сверху словно не обстриженные, да как бы чуть зализанные.

Серка сразу потянулась к тому незнакомому жилью, и Тарас тотчас поверил ей, ибо опасность она чуяла за версту. И вот новое диво представилось Тарасу. Увидал он кого-то там, кто махнул ему и тут же куда-то пропал, а вскоре вдруг целая толпа слепилась на околице и стала махать Тарасу сжатыми пучками пшеницы. И даже донеслись до него обрывки пения – высокие-высокие голоски, прямо комариные, да звонче и веселее!