Тайна соборов

XXXIX. Дворец Жака Кёра — Фасад. Компостельская мерелла.

Реставрированная, полностью перекрашенная часовня не представляет особого интереса. От былой символики тут осталось лишь два десятка не в меру подновлённых ангелов, которые на стрельчатом потолке держат лбами шар и разворачивают филактерии⁽⁸²⁾, да скульптура на тимпане двери, изображающая сцену Благовещения. Поэтому мы сразу направимся к самой любопытной и самой своеобразной детали дворца.

Эта красивая сцена украшает консоль так называемой Сокровищницы. Полагают, что здесь показана встреча Тристана и Изольды. Мы не станем это оспоривать, так как сюжет никак не влияет на символический смысл картины. Прекрасная средневековая поэма входит в цикл романов о Круглом столе — старинных герметических легенд, созданных по образцу греческих мифов. Он непосредственно сводится к передаче древних научных знаний под маской искусных вымыслов, получивших распространение благодаря гению наших пикардийских труверов [XL].

XL. Дворец Жака Кёра - Сокровищница. Сцена с Тристаном и Изольдой.

В центральной части у подножия дерева с густой листвой, из которой выглядывает король Марк в короне, расположен полый предмет кубической формы. С одной стороны к нему направляется Тристан из Леонуа⁽⁸³⁾ с другой — Изольда. На голове у Тристана круглая шапка с ободом, у Изольды — корона, которую она поправляет правой рукой. Наши герои — в лесу Моруа (Morois), у них под ногами ковёр из высоких трав и цветов, они устремляют свои взоры на таинственный предмет в виде полого камня, который лежит между ними.

Рассказ о Тристане Леонийском (Лоонийском — перев.) — отголосок мифа о Тесее. Тристан в единоборстве побеждает Морхольта (Morhout), Тесей — Минотавра (Minotaure). Мы видим здесь знак приготовления зелёного Льва (поэтому Тристан и зовётся Тристаном из Леонуа или Леонийским), которое Василий Валентин представляет в виде поединка двух соперников — орла и дракона. Это необычное единоборство химических тел (corps), соединение которых протекает в таинственном растворителе (и в специальном сосуде), послужило темой для множества профанических выдумок и сакральных аллегорий. Тут и Кадм, пригвождающий змея к дубу; Аполлон, поражающий стрелой Пифона, и Ясон, убивающий дракона Колхиды; Гор, одолевающий Тифона в египетском мифе об Осирисе; Геркулес, отсекающий головы Гидры, и Персей, обезглавливающий Горгону; святой Михаил, святой Георгий, святой Маркелл — победители драконов (христианские аналоги мифа о Персее, который верхом на коне Пегасе убивает чудовище, сторожившее Андромеду). Тут, наконец, и единоборство лисы и петуха, мы уже упоминали о нём, когда разбирали парижские медальоны; поединок алхимика с драконом (Килиани), рыбы-прилипалы с саламандрой (Сирано Бержерак), красного змея с зелёным и т. д.

Уникальный растворитель обеспечивает реинкрудацию[121] естественного золота, его размягчение и возвращение в исходное состояние — состояние рыхлой и очень плавкой соли. Это и есть омоложение царя, о котором сообщают все авторы, — начало новой эволюционной стадии, олицетворенной в нашем сюжете племянником короля Марка Тристаном. С химической точки зрения, племянник и дядя — одно и то же, они принадлежат к одному роду и у них одно происхождение. Утрачивая цвет, золото утрачивает свою корону на тот срок, пока искусство и естество не придадут ему совершенства. Тогда золото наследует другую корону, «намного более величественную, нежели первая», как утверждает Лиможон де Сен-Дидье. Поэтому мы ясно различаем силуэты Тристана и королевы Изольды, в то время как старый король прячется в листве стоящего посередине дерева, которое вырастает из камня, подобно древу Иессееву^f — из груди Патриарха. Напомним также, что царица — супруга одновременно и старику, и юному герою, и, согласно герметической традиции, царь, царица и возлюбленный (amant)^g образуют триаду минералов Великого Делания. И наконец, отметим ещё одну деталь, которая может пригодиться при рассмотрении символа. Дерево за спиной Тристана отягощено огромными плодами, напоминающими груши или гигантские смоквы — их так много, что не видно листьев. Странный, что и говорить, лес — лес Мор-руа (Mort-Roi, Мёртвого Царя), нас так и подмывает уподобить его дивному легендарному саду Гесперид.

II

Особняк Лальмана задержит наше внимание дольше, чем Дворец Жака Кёра. Буржуазное жилище скромных размеров, не такое старинное, оно много выигрывает благодаря отличной сохранности. Никакая реставрация, никакое уродование не лишили его полного глубокого смысла символического убранства, с его искусно и кропотливо выполненными сценами.