Тайна Сорни-най

Считают Ась-ойку слепым. И правда, он плохо видит. Когда идем по лесу, я впереди шагаю, трость его держу. А вот когда он что-то делает, все видит. Пальцы у него будто зрячие, шаманские. Раньше дедушку считали шаманом-художником. Он вышивал священный ковер для жертвенной лошади. В те дни дедушка должен был жить особенно, не как все. Он не мог не только пить вино, но и есть жирное, вкусное мясо. Зато к нему сходило вдохновение… И он вышивал на ковре волшебные узоры, каких никто еще не видывал, каким удивлялись будто бы даже сами боги… А теперь Ась-ойка сделал простой нож. Но мне он казался тоже необыкновенным, ведь черенок его говорящий…

Устали не знает,
Тогда лишь отдыхает,
Когда хозяин устанет.
— Нож. Нож, которым мастерит дедушка.

Мастер из дома выходит,

Поколет, порежет,
Снова в дом заходит.
Лишь там покой находит…
— Нож заходит в ножны.

А ножны у дедушки красивее, чем нож. Ножны дедушки висят на поясе. Пояс тяжелый. На нем много металлических бляшек, медвежьих, лосиных, росомашьих зубов. Эти зубы рассказывают: когда-то дедушка был удачливым охотником. И черенок ножа, и ножны украшены резьбой… Точки, линии, кружки с точкой в центре, полукружия, зигзаги, треугольники, фигуры, похожие на след птичьей лапы. Это говорящие знаки. Их можно читать на ноже, на луке, на бубне. Один знак везде общий. Медвежий знак. Знак руки дедушки, его родовое клеймо. Считалось, наш род происходит от Медведя. А Медведь когда-то был великим мастером, обладал великим умением делать все добротно, красиво.

И сказал дедушка такие слова:

Молодцу
И тысяча ремесел
К лицу.
Но знай:
Лучше одно ремесло
Хорошо узнай,
Чем десять плохо.

Нож у дедушки волшебный. А лезвие ножа острое. В лучах яркого огня чувала оно сияет, искрится…

В нем огонь полярного сиянья,
Легкость снега, звонкость января.
В нем кружится наше мирозданье,
Голубыми звездами горя.
В очаге родном играя,
Огонь-друг
        красив и весел.
А огонь в руках злодея
Превращает землю в пепел…
Будь высоким, огонь добрый!

Дедушка взял в руки нож, поднес к очагу и заговорил в лад потрескиванию огня:

Огонь горит, огонь во мне искрится,
Плывут слова, как рыбы, не спеша.
Летят слова, крылатые, как птицы.
Слова мои — открытая душа.
Слова мои, ранимые, как сердце,
Скажите всем, кто слышит нас еще,
Как я страдал,
                      пытался отогреться,
Склоняясь тихой Правде на плечо.
Гори огонь!
Да будут свет и правда
Нам освещать бессмертные пути,
Чтоб от небес, реки и леса
                                         взгляда,
Как от тебя, огонь, не отвести!

Бабушка моя тоже всегда занята. Растапливает чувал бабушка. Еду варит бабушка. Чай кипятит бабушка. А сегодня она шьет. Не одежду шьет, не утварь из бересты шьет, — все это в нашей избе сделано ее руками. Сегодня бабушка мастерит тучан. Это не дедушкина ловушка, не лук, не стрела. Тучан — это обыкновенный меховой мешочек. В таких мешочках хранятся не шкурки, не рыба, а вещи для рукоделия. Бабушкины вещи, не дедушкины. У мамы таких тучанов несколько. В одних она держит свои кольца, серьги, украшения для кос; в других, маленьких тучанах, хранит иголки, нитки; в третьих — талисманы, кукол, изображения духов предков. У меня тучана нет, я не девочка. Но рассматривать содержимое удивительных мешочков я люблю, уж больно все красиво. Сегодня бабушка шьет тучан из белого и коричневого оленьего меха и кожи, украшенный мозаичным узором. Бабушка умеет читать узоры. Я еще не умею. Но научусь обязательно.

Я знаю, тучан чаще всего шьют из пыжика — шкуры молодого оленя. Но оленей у нас нет. А мех лисиц, песца мама сдает государству. И потому бабушка чаще всего шьет тучаны из шкурок мелких зверьков — бурундука, горностая, белки. Шила бабушка красивые вещи даже из налимьей шкуры, которая под ее ловкими руками становилась из заскорузлой шелково-мягкой, желтовато-белой.

У бабушки умелые руки.

На ее работу все больше смотрит Агирись. Учится шить. Ну, а мне бы скорей на охоту, чтобы принести бабушке мех для работы.