Тайна спасения: Беседы о духовной жизни. Из воспоминаний

Иов не отрицает своей греховности как присущей всем людям вообще, но он не находит в себе того греха, который мог бы прервать это мистическое богообщение, повернуть русло любви Божией вспять от него. Он хотел бы видеть свой грех и преступление, чтобы любой жертвой искупить их; он ищет их честно и мучительно, но не находит, именно не находит греха, который превысил бы прежнюю любовь Бога к нему, а лгать Живому Богу он не может. Одев маску, даже маску смирения, уже невозможно видеть лицо Бога. Здесь особый метафизический трагизм: не кошмар грехопадения Соломона, а трагизм собственной праведности, по сути безысходный, ибо Иов не может пожертвовать правдой ради любви и любовью ради правды. Иов мужественно вынес самые тяжкие испытания, как доказательство своей любви к Богу, но теперь, в новом внутреннем переживании – богооставленности или перед ужасом её – эти же самые испытания могли показаться ему охлаждением Божественной любви к нему, и этого перенести он уже не мог. Поэтому слова Иова – это безумие любви, это плач Суламиты в разлуке с ее женихом. Великая скорбь и великая радость молчаливы, поэтому слова друзей, как бы ни были они прекрасны, только обременяют Иова. Суламиту могут утешить не ее подруги, а лицо жениха. Суламита, увидев его, забывает все: и речи своих подруг, и свои слезы, и саму себя. Совершается феофания – Бог явился Иову: «Я слышал Его, а теперь вижу Его» (см.: Иов. 42, 5), – говорит праведник. Это богоявление – ответ не на слова Иова, но на любовь его сердца. Бог явился ему не с тем, чтобы разрешить недоумения – в свете Божества они исчезли без следа, как тени, – а с тем, чтобы уверить Иова в Своей вечной любви. Это новое богоявление – ответ на все мучительные вопросы Иова, ответ Бога: «Я с тобой».

Прокаженный Иов сидит на гноище, но Бог невидимо пребывает с ним. И оттого место это кажется ему троном, проказа – царским одеянием, а черви – золотыми украшениями на нем. Иов внимает Богу в безмолвии.

Господь исцеляет Иова, возвращает ему богатство, продлевает его жизнь, но это все – лишь свидетельство того, что внешние испытания кончились. Эти милости даны скорее не столько для самого Иова, сколько для друзей праведника, чтобы они убедились в его святости.

Господь говорит друзьям Иова, чтобы они просили его молитв о себе, так как Иов больше прав, чем они. В чем состоял грех друзей Иова? Это был скорее грех не как преступление, а как несовершенство: олень не должен указывать путь летящему в небе орлу; олень может проходить через лесные чащобы и горы, но орел легко перелетает их. Друзья Иова с их идеей справедливости и воздаяния не могли понять, как один порыв любви может быть перед Богом драгоценнее внешней праведности, праведности Закона. И потому этот упрек Бога должен был показать им их несовершенство в самом главном и приоткрыть им тайну Иова.

Один из экзегетов сказал: «Книгу Иова надо читать через слезы». Мы бы добавили: через слезы не об Иове, а о нас самих, о том, как по сравнению с озаренной огненной любовью душою Иова темна и пуста наша душа.

Религиозные чувства интеллигенции

Мистика – это любовь человеческой души к Живому и Личностному Богу. В мистике нет законов, так как любовь является душе как бесконечная внутренняя свобода, там нет причинно-следственной связи, там Бог воспринимается как единая жизнь, а потеря Бога – как смерть. Магия – это попытка определить законы духовного мира и через знание этих законов, включая себя в ассоциативные символы, числа и имена, иметь возможность воздействовать на духовный мир. По стилю мышления магия ближе, чем мистика, уму ученого, и поэтому многие из них впадали в магизм, например, Крукс, Фаррадей, Бутлеров, Флоренский и др. Они хотели изучить и классифицировать в соответствии с привычными для них методами научного познания феномены духовного мира и в результате оказывались в плену оккультно-демонического мира. Другие ученые, рационалисты, сливали Божество с миром, их религией была вера в разумность Вселенной, в одухотворенность самой материи, благоговение перед непознанным, а другими словами, перед самим творческим процессом познания. По мысли Эйнштейна, быть ученым – это уметь удивляться. Здесь религиозное чувство подменяется индивидуальным вдохновением поиска.