Тайна спасения: Беседы о духовной жизни. Из воспоминаний

У ученых, обладающих более художественной натурой, религиозное чувство заменялось восхищением устройством и явлениями видимого мира уже с элементами эстетического переживания: Бог, мир и я – едины. Это – явный или скрытый пантеизм. Так, например, Тейяр де Шарден, выдающийся ученый, палеонтолог и священник-иезуит, описывает случай, когда он находился в экспедиции: у него не было вина и хлеба для совершения мессы, и он ранним утром, взойдя на холм, погрузился в созерцание природы и пережил рассвет как Литургию, а восход солнца как явление Христа и Таинство Причастия. Здесь явно стирается грань между Церковью и миром, Божеством и Его творением, сакральным и профористическим, внешним. Для таких людей весь космос – литургисающий организм. Миссия Церкви – одухотворить Вселенную, а здесь саму Церковь растворяют и как бы топят в хаосе неосвященного.

Обычно такие ученые вносят в религию дух секуляризации. Гордый ум говорит: или Бога нет, или, если Он есть, я – Его частица. К ученым обращены слова Спасителя: «Если хочешь быть со Мной, иди, раздай имение свое нищим и следуй за Мной» (см.: Мф. 19, 21). Юноша, услышавший эти слова, опечалился и отошел от Христа. Ученому надо не только учиться, но, что гораздо труднее, – переучиваться. Так, например, преподобный Арсений Великий, образованнейший человек, которого император избрал в качестве воспитателя для своих детей, говорил, что он не знает даже азбуки той мудрости, которой владеют живущие в пустыне монахи.

Несколько особняком среди ученых стоят психологи, они лучше других понимают бессилие науки объяснить психику человека материальными факторами, и в тоже время те из них, кто считает себя верующим, воспринимают религию через призму психологии. Для них религия – определенная программа, в которую человек должен включиться, а молитва – нечто, похожее на аутотренинг, самовнушение; ценности ее они не отрицают, но сущности не понимают, духовного мира как мира иных существ и духовных субстанций для них практически не существует. Религия для них – это оптимальные психические установки, хороший вид самозащиты от стрессов и потрясений, источник терпения, надежды во время болезни, спокойствия в час смерти, а где Живой Бог – неизвестно.

Потому-то некоторые из таких психологов и склонны смотреть на религию в ее заповедях, обрядах и ритуалах как на лечебное средство, особенно необходимое для слабой, расшатанной психики и применяемое в комплексе с такими приемами, как психоанализ, гипноз и медитация.

Некоторые из них идут еще дальше и готовы допустить, что ряд психических заболеваний, наркомания и алкоголизм – это не только субъективные процессы, не только растормаживание подсознания, но и прорыв в демонический мир.

Иногда психологи считают творения аскетов ценным материалом по самоанализу, но в целом религия для них имеет не духовую, а душевную ценность: чем выше идеал, к которому стремится человек, тем более способен он к выживанию в экстремальных условиях современного мира. Яркий пример такой двойственности представляет собой академик Павлов. Нося крест, исполняя религиозные обряды, беря благословение у священника и являясь старостой храма, он в тоже время давал согласие вступить в качестве члена в английское атеистическое общество под названием «Рационалист», с оговоркой, что считает религию нужной для людей определенного психического склада, «слабой конституции». Религиозность своей жены – дочери Менделеева – он наблюдал, по его словам, с «жутким чувством».

Хроническая болезнь интеллигенции – духовная гордость; она обычно прячет себя под лживыми словами о правах и достоинствах человека. На самом деле здесь – выделение себя в некую элиту, кичение своим интеллектом, и никакой интеллигент всерьез не сравнит себя ни с крестьянином, ни с ремесленником, ни с тем, кто имеет более низкий образовательный ценз. Наоборот, под этими словами о достоинстве скрываются соперничество и неутолимое желание превосходства. Нередко приходится слышать от интеллигента: «Как я могу стоять в храме рядом с какими-то старухами и невежественными людьми!». Редко какой художник скажет, что его собрат более талантлив, чем он; редко какой композитор согласится, что не он, а кто-либо другой выразил глубже гамму человеческих чувств; редко какой поэт не считает себя «суперпоэтом» современности; редко какой артист не сетует на то, что его гений остается до сих пор непризнанным миром. Если такой человек не увидит в себе этой страшной болезни реально, не увидит, как и он сам, и прочая «элита», кричащая о достоинстве человека и о служении народу, занимаются из чувства соперничества и ревности самыми подлыми интригами, сплетнями, поносят друг друга, если не произойдет это чудо – видение не блеска, а грязи своих страстей, то его религиозность примет демонический характер. Поэтому-то и не удивительно, что такие люди, как Бодлер, Гюго, Брюсов, Блок, Андрей Белый и Метерлинк, принадлежали к тайным демоническим сектам.