Тайна сталинских репрессий

За время 5–10 минут я успел предупредить Зиновьева и Каменева о том, кто арестован, какие имеются показания. Заявил им, что никаких данных о других центрах, принимавших участие в заговоре, тем более об общем центре, следствие не знает. «Не все еще потеряно, ничего не выдавайте сами. Центр заговора действует. Вне зависимости от приговора суда вы вернетесь ко мне», – говорил я им. И Зиновьев и Каменев на следствии и на суде, как вы знаете, выполнили мои указания. А после приговора они были расстреляны. Это было в августе 1936 года. В сентябре я был снят с работы в НКВД»[11].

«Заявление арестованного Ягоды в отношении Миронова

Народному комиссару внутренних дел

тов. Ежову

С того момента, как я стал давать показания относительно моей преступной деятельности, на мне все время камнем висит Миронов, которого я не выдал.

Мне чрезвычайно тяжело и стыдно от того, что я уверял Вас в том, что Миронов не участвовал в заговоре, между тем как он принадлежит к числу чекистской заговорщической организации с лета 1934 года.

Я его раньше не назвал, потому что на меня произвело большое впечатление присутствие Миронова на моем допросе; у меня появилась глубокая уверенность, что Миронов все время принимает участие по нашему делу, а если бы это было так, то он мог локализовать все показания на него, тем более, что о его участии в организации прямо знали только двое – Прокофьев и Буланов. Все остальные участники могли о Миронове показать только предположительно, судя по его общеизвестной близости ко мне. Я просто боялся, что мне могут не поверить. Теперь, когда я выдал в основном всех своих участников, я преодолеваю всякую боязнь недоверия ко мне и даю показания о Миронове. Миронова Льва Григорьевича я вовлек в чекистскую организацию летом 1934 года у себя в служебном кабинете. Перед тем, как с ним поговорить, я поручил Буланову прощупать его политические настроения, ни на что, конечно, не намекая.

Буланов это сделал, и я помню дословно, как Буланов мне говорил: «Левушка (т. е. Миронов) в неважных настроениях, он многим в политическом положении страны недоволен».

После этого у меня состоялся предельно откровенный разговор с Мироновым. Начал я с оценки положения в стране, перешел к позиции правых в этой оценке, говорил о целях и задачах организации правых, о возможности государственного переворота и о роли чекистов в связи с этим. Тогда же я рассказал ему о чекистской заговорщической организации, назвал ему основных ее участников и предложил ему принять участие.

Все то, что я рассказал Миронову, не встретило никаких возражений с его стороны, он, со свойственной ему степенностью, ответил, что подумает над тем, чем он может быть полезен организации. Во всяком случае, он тогда не дал свое согласие на участие в организации. От меня же он узнал, что работающий у него Черток является членом организации.

После убийства Кирова, когда надо было оградить нашу организацию от возможности провала в связи с отдачей под суд ленинградских чекистов, я сказал Прокофьеву, чтобы он дал Миронову прямые указания, как вести следствие. Прокофьев это сделал и Миронов неплохо выполнил мое задание.

Последняя моя беседа с Мироновым по делам организации состоялась в середине 1936 г. Вели мы беседу в мрачных тонах. Хотя это было за несколько месяцев до моего снятия, но я уже тогда ему предсказал, что в недалеком будущем наркомом внутренних дел будет назначен Ежов. Наша беседа сводилась к тому, что планы наши рухнули. Миронов говорил, что наша задача состоит сейчас в том, чтобы замести следы, что нужно поэтому довести до конца начавшийся вопреки нашей воле разгром троцкистов, зиновьевцев и правых. На этом мы разошлись.

После возращения моего из отпуска в ноябре 1936 года я созвонился с Мироновым, говорил с ним о том, что не мешало бы встретиться, он обещал мне позвонить, зайти, но не сделал этого.

Мне сейчас трудно сосредоточиться и показать более подробно о Миронове. В очередном протоколе я этот пробел восполню и о Миронове дам исчерпывающие показания»[12].

«Протокол допроса Ягоды Генриха Григорьевича

от 28 декабря 1937 года

Вопрос: Мы получили дополнительные данные о вашей антисоветской деятельности. Установлено, что много вы еще скрываете. В частности, вы ничего не показали о своей преступной связи с врачом Левиным Л. Г. Что вы можете показать по этому вопросу?

Ответ: Я виновен в очень тяжелых преступлениях, о которых до сих пор ничего не показывал. Слишком велики эти преступления, и не хватило сил о них говорить. С именем Левина меня связывает, пожалуй, самые тяжелые мои преступления перед народом.

Вопрос: Когда и как возникла между вами и Левиным преступная связь?