Потом тревожно закричала Ирма «что ты делаешь», Воронов почувствовал удар в область печени, скрючился от боли — и всё…
Пришел он в себя в полной темноте.
Было больно, хотелось пить и облегчиться от всего, что съел и выпил раньше. Рот был заклеен, поэтому снова пришлось мычать и стонать.
— Проснулся твой Воронов, — произнес мужской голос.
— Ну и хорошо, — сказала Ирма. — Пора дело делать. Распеленывай его.
— Совсем?
— Нет. Руки оставь связанными, и к повязке этой привяжи веревку. А веревку пропусти между ног так, чтобы выходила к спине. Если вздумает бежать, ты его просто дернешь, он и скопытится, — проинструктировала Ирма.
Она сдернула с головы Воронова спортивную шапочку, и он огляделся.
Светало…
Вокруг был такой же забор, что и вокруг дома Нателлы, что и по всей Балясной, но дом был совсем другой. Он был бы уместнее где-нибудь в Германии.
На полуподвальном этаже из камней, скрепленных, видимо, глиной, высился легкий, ажурный двухэтажный домик. Именно домик! Такой он был легкий и изящный!
Такие домики, стенки которых были изрезаны выкрашенными кромками досок, Воронов видел в Германии. Мысль почему-то сразу прыгнула к тем самым Хёенбергам, о которых рассказывал Гридин.
Ну что, верный след взяли?
Ирма легко поднялась и пошла к воротам, а Федор достал сигареты и одну протянул Воронову.
— Покури, пока сидим.
— Сидеть долго?
— Тебе какая разница? Сиди. Живой и радуйся.
— Клевцова-то ты?..
— Ну, не Ирка же, — усмехнулся Федор. — Редкая гнида был этот твой Клевцов. Вот, знаешь, даже не жалко, даже не ёкнуло нигде, как о нем подумаю.
— Значит, все-таки думаешь?
— Ну, как… Божья тварь все-таки… Сразу не забыть… — рассудительно сказал Федор. — Ты говоришь, там его уже менты нашли?
— Нашли.
— Значит, и нас теперь искать будут, — завершил логическую цепь Федор. — Ну а мы тут отсидимся. Про это место почти забыли, а тут раньше мужики годами отсиживались.
— Ну ладно, ты — местный, — кивнул Воронов. — А Клевцов-то как обо всем узнал?
— Клевцов? — сплюнул Федор. — Клевцов, гнида, хитрый. Его в дверь гонят, он в окно улыбается. С него и началось. Я же у него первый ученик был, в любимчиках бегал, гордый. А он меня да и всех наших стал подговаривать: мол, напиши историю своего рода. И давай нам рассказывать про разные там летописи, родословные. А мы-то о таком и не слышали никогда, нам все в диковинку. А потом осень поздняя, он уехал, скучно стало. Вдруг каникулы, и он приезжает. Собрал нас всех вместе и говорит: вот, ребята, все, что вы собирали у своих бабушек и дедушек, я прочитал, собрал воедино и написал историю вашей деревни. Вот, слушайте. И давай-ка он нам писать. И, ты понимаешь, читает он про то, как моя бабка малой собирала грибы да заблудилась, и я помню, что сам это писал, а слушаю — как будто какой-нибудь Жюль Верн написал. Интересно!
Федор зло сплюнул:
— Ну, вот так он нас и развел. Это уж потом он мне рассказал, что сюда в Гражданскую пришел караван из трех подвод. Груз — ящики и мешки. Немного. Сопровождали все это офицеры-золотопогонники. Вечером приехали, остановились у Овсянниковых, а утром обратно уехали. Но только у Овсянниковых появились кони, на которых подводы пришли, а самих подвод как не бывало.
— Это как? — удивился Воронов.
— А хрен знает, — искренне ответил Федор и огляделся. — Ирма-то куда пропала. Любит девка своевольничать!
— Да, что ты про подводы! — упрекнул он Воронова. — Там ящики и мешки пропали, а тебе — подводы.
— Так ящики и мешки на себе-то далеко не унесешь, — пояснил сомнения Воронов.
— Так с подводами-то их тащить еще тяжельше, — усмехнулся Федор. — Соображай, Москва.
— То есть ты думаешь, они ящики и мешки сюда перенесли?
— Да, получается, что сюда, — признал Федор и сказал, как близкому другу, — мы ведь тут да столько-то лет все перерыли, всюду искали. А в прошлом году Клевцов что-то узнал…
— Ты чего тут язык распустил? — донеслось сзади.
— Так ты же сама сказала, что его потом…
Ирма подошла и улыбнулась:
— Вот дурак…
37
Гридин, едва проснувшись, стал одеваться, чтобы выйти к столу.
Пожилой человек, почти всю жизнь проживший одиноко, он сейчас совершенно неожиданно стал ощущать радость, видя накрытый стол и людей, сидящих возле стола. Даже если он просыпался очень рано и выходил, когда все еще спали, он садился к столу в радостном ожидании.
На этот раз за столом уже сидел Сава. Впрочем, к нему Гридин обращался именно так, как тот представился — Всеволод Аркадьевич.
Судя по тому, что тарелки перед ним были почти пустыми, он заканчивал завтрак. Да и вид у Всеволода Аркадьевича был другой, нежели вчера весь день. Скорее экипировка путешественника, может быть, грибника.
— Неужели в таком виде вы приметесь за ремонт забора? — усмехнулся Гридин, поздоровавшись.
— Не примусь, — согласился Сава. — Дела у меня сегодня другие.
Гридин поинтересовался из любопытства:
— Помощь понадобится?
— Понадобится, но, извините, вас беспокоить не стану, — с нотками извинения ответил Сава.
— А что случилось? — опять-таки из вежливости спросил Гридин.
— Алексей пропал, — ответил Сава просто.
— Как пропал?