— Милиция? — удивился Левый. — При чем тут милиция? Милиции не было.
— Ага, — скрыл удивление Сава. — Ну а дело-то в чем тогда?
— А вот. — Левый вытащил из кармана несколько зеленых бумажек, в которых Сава сразу же узнал доллары, которые в кругу его прежних одноклассников и друзей не были редкостью. — Я потом огляделся, когда парни его увели, а там лежат эти…
Он не знал, как обозвать сомнительные бумажки.
— Они еще были в такую… трубочку свернуты, — пояснил он дополнительно.
Долларов было много, это Сава понял сразу. И обладание ими в одно и то же время и приятно, и опасно.
Приятно потому, что есть они не у всех и выделяют из массы тех, кто ими обладает. А опасно по той же причине. И если с этими долларами заловят, то мало не покажется. Уж кто-кто, а Сава это знал точно.
В первые секунды он не хотел даже брать доллары в руки, но потом сам себе сказал, что проблему это не решит. Если Левый начнет рассказывать о долларах всем подряд, то рано или поздно наткнется на ненужных слушателей, а последствия Саве и придумывать не надо было. «Значит, — решил он, — надо Левого как-то притормозить».
План созрел моментально, и он сказал:
— Это американские доллары, Левый.
И Левый побледнел:
— Точно американские?
Значит, тоже понимает, чем это пахнет, подбодрил себя Сава.
— Их нужно продать как можно скорее, — заключил он осмотр денег. — Как можно скорее, потому что…
— Да я и сам понимаю, — подхватил Левый. — Скажут, что шпион.
— Ну! — поддержал Сава идею идиотскую, но такую важную в представлениях приятеля. — Тут лучше не светиться.
Он помолчал несколько минут, а Левый уважительно и осторожно молчал, не мешая и не отвлекая.
Потом спросил, заранее зная ответ:
— Ты их кому хотел продать?
— Да я-то кому продам? — снова испугался Левый. — Почему тебя и спросил, что сам и не знаю, как быть! Я-то подумал, может, у тебя в Москве есть кто на такие дела?
На «такие» дела было несколько человек, но сейчас, почти сразу после суда над отцом, обращаться к ним было рискованно. Лишь после долгих размышлений Сава подумал, что он все-таки знает двух человек, к которым можно обратиться относительно спокойно.
Он все продумал и следующим утром на электричке отправился в Москву.
Ехал без денег: мало ли что.
Деньги с опаской взял обратно Левый, который за ночь должен был найти человека, который рано утром отправится с деньгами в столицу и там, в условном месте, передаст их Саве.
Получив пакетик с двумя стодолларовыми бумажками, Сава сказал ничего не знающему курьеру:
— Запомни сам и Левому передай: ни ты, ни он ничего не знаете. Ты мне ничего не передавал, ничего не вез, понял?
Дождавшись кивка, сказал:
— Ты вообще в Москву в кино приехал.
Сава огляделся, выбрал самую большую афишу:
— Сейчас мотоцикл свой оставь где-нибудь, садись в метро и езжай на Арбат в «Художественный», там югославский детектив идет. Скажешь, что из-за него приехал, а меня случайно встретил.
Он внимательно посмотрел на ничего не понимающего парня и спросил:
— Ты все запомнил? И — главное, мы с тобой встретились случайно. Ты меня спросил, как на Арбат проехать, а я сказал, что лучше на метро. Всё, езжай! — скомандовал Сава.
Он никому не смог бы потом объяснить, почему так сделал, но, когда его через пару часов взяли с инвалютой в сумме двухсот долларов Соединенных Штатов Америки, рассказывал одну и ту же историю: доллары он купил у какого-то пьяного мужика, который жаловался, что его подло обманули, заставив обменять родную русскую бутылку водки на эти паршивые бумажки.
На вопросы о курьере сначала вовсе удивленно уточнял, кто это такой?
Потом «вспомнил» и рассказал о югославском детективе, который подмосковный придурок захотел посмотреть. На другие вопросы о мотоциклисте отвечал просто: ничего не знаю больше.
Мотоциклиста тронули только раз и, услышав его рассказ о том, что в «югославском кино» по экрану бегала совсем голая баба, больше не вызывали. Ну, ясно, какой интерес у парня в шестнадцать лет.
Саве же не поверили, едва подняли дело отца. Версия была простая: отец где-то припрятал доллары «на черный день», а сынок их решил в дело пустить.
Доставленный из колонии отец был ни сном ни духом, как говорится, поэтому был ошарашен и орал, как сумасшедший, а потом просто потерял сознание. Придя в себя, обнял сына, заплакал, стал умолять раскаяться и все рассказать, но Сава стоял на своем, не отрицая, что был «умысел на извлечение нетрудовых».
Ему, конечно, не поверили, но отца от этой истории «отцепили», просто вернув на продолжение отсидки. А Сава отправился по приговору на три года. Там ему и восемнадцать исполнилось. Со всеми вытекающими.
До этого он никогда не встречался с настоящими уголовниками и не знал их законов, но, оказавшись в колонии для малолетних, с самого первого шага вел себя так, будто в милиции собрались все его враги.