Тайна старой монеты

Арслан молча протянул ответ из музея. Николай читал, и улыбка медленно сползала с лица Соснина, вскоре ее сменило недоумение и растерянность.

— Ты что-нибудь понимаешь? — удивленно спросил он Туйчиева. И, не ожидая ответа, категорически заявил: — Лично я ничего не понимаю.

— А я, кажется, догадываюсь, — медленно произнес Арслан и сел за приставной столик против друга.

— Ну-ка, просвети.

— Выводы, которые я хочу сделать, основываются на фактах, известных нам из рукописи покойного профессора и рассказа Тихомирова. Ты, конечно, помнишь наше недоумение по поводу количества существующих монет? Несомненно одно: у старого графа имелась в коллекции лишь одна такая монета и, разумеется, подлинная.

— Откуда же взялись еще три?

— Думаю, это результат деятельности графа Василия. Он постоянно находился на краю финансовой пропасти. Вспомни запись, сделанную профессором: «Через месяц после разговора с Верой граф Василий продал монету Блэйку».

— Но старый граф еще был жив и Василий вряд ли мог продать подлинник. По крайней мере, незамеченным это не осталось бы.

— Совершенно верно. Помнишь, граф Василий на время позаимствовал у отца монету. Наверное — чтобы изготовить копию.

— Стало быть, Блэйку была продана подделка?

— Точно. Впрочем, как и барону Крюге.

— Хорошо, но почему ты считаешь, что фальшивых монет было три?

— После смерти Василия коллекция на время перешла к доктору, и тот обнаружил в ней два рубля Константина. Обстоятельства и причина самоубийства Василия ему были достаточно хорошо известны, к тому же в свое время Василий...

— Предлагал доктору стать прикрытием создаваемой им нумизматической фирмы, — поняв мысль друга, сказал Николай.

— Верно, — согласился Арслан. — И тогда перед доктором встал вопрос: имеется ли среди двух рублевиков подлинный. Вскоре, как тебе известно, он уехал в Петроград, где его и застала революция.

— Подожди-ка, — потянулся за бумагами Николай, — когда, ты говоришь, он приехал в Петроград?

— В октябре 1917 года. Это, по крайней мере, утверждается в рукописи профессора.

— Так, так. Музею монета подарена доктором 17 ноября 1917 года. Что ж, все совпадает. Значит, доктор в Питер повез обе монеты, там в музее провели экспертизу и установили подлинность одной из них.

— И доктор, — подхватил Арслан, — который всегда был патриотом России, подлинный рубль Константина дарит молодой Республике Советов, а в Одессу везет его копию.

— Пожалуй, теперь все ясно, кроме одного, — задумчиво произнес Соснин. — Почему об этом ничего не говорится в дневнике доктора?

— А ты вспомни: Тихомиров сказал, что последние записи были сделаны в декабре 1916 года, то есть вскоре после самоубийства графа Василия. В этот момент доктор был крайне озабочен судьбой монеты. Кто мог гарантировать, что Александр Зарецкий, к которому перешла коллекция, не встанет на скользкий путь своего отца? Лично я только этим могу объяснить сделанную им в дневнике запись.

— Постой, как же профессор? Он знал, что у него не подлинная монета?

— Думаю, после встречи с сыном Блэйка он понял, что отец продал подлинник. Последующие его изыскания подтвердили это. Вот почему он никогда не упоминал о монете и не показывал ее.

— За родича стыдно было! — воскликнул Николай.

— Будем подводить итоги? — подошел к другу Арслан.

— Давай. Только главный итог, думаю, подвел доктор: рубль Константина возвращен законному его обладателю — народу.