– Давай сначала «Зарю»… Впрочем, там я сам знаю. Хлебный давай. И – ОРС. Тот, дальний…
Полный список они составить не успели – на улице показалась Мымарева! Дорожкин заметил ее, случайно глянув в окно. Да, собственно, и ждал.
– Ну, что я говорил? Явилась не запылилась. Сейчас начнет права качать!
– Так, может, она на почту или в контору…
– Ага, как же! Вон сворачивает уже…
– Ладно! Обойдемся тем, что есть. – Подмигнув, Ревякин азартно потер руки. – У тебя старые объяснения найдутся? Не важно чьи.
– Ну да, – непонимающе моргнул участковый. – Вон в шкафу… С обратной стороны – чистые. Я их вместо черновиков использую.
– Экономный ты наш… А я-то, дурак, тетрадки покупаю. Две копейки – не хухры-мухры!
Примерно через минуту послышался стук в дверь.
– Заходите, – со вздохом пригласил Дорожкин.
Игнат растянул губы в самой радушной улыбке, правда, поздоровался ехидно, с недобрым прищуром:
– Здравствуйте, здравствуйте, Валентина Терентьевна! Как там у вас, в промкомбинате, с учетом?
Надменное лицо посетительницы мгновенно выразило недовольство, а в глазах промелькнул затаенный страх. Впрочем, Мымарева быстро взяла себя в руки:
– Все у нас в порядке с учетом. Не запугаете! Не сталинские времена!
«В сталинские времена ты бы давно какой-нибудь канал строила… или валила бы лес», – неприязненно подумал Дорожкин.
Ревякин кивнул на стоявший у окна стул, разложил на столе пачку «объяснений»…
– Я по велосипеду, – усевшись, напомнила Мымарева. – Вы собираетесь воров наказывать или нет?
– Наказываем-то не мы, а суд. – Игнат развел руками. – Сколько вы за велосипед заплатили?
– Так говорила уже – двадцать рублей!
Люди, пытающиеся все взять нахрапом, как вот Мымариха, обычно не очень-то умные. Хитрые – да, подлые, но хитрость и подлость – еще не ум. Хотя для многих и это – подспорье.
– Так-так… Двадцать… – Ревякин покивал и пододвинул к себе «объяснения». – А сумму кто-то подтвердить может?
– Так сын мой, Мымарев Никита. Я же ему деньги давала, а он покупал.
– Двадцать рублей, ага… Когда это было?
– Да уж и не помню точно… Где-то в начале месяца.
Мымариха спинным мозгом почуяла какой-то подвох и занервничала. Ревякин ей явно не нравился.
– А что, вы теперь это дело ведете?
– Дела – в прокуратуре и следствии… А у нас так, материалы… Ваш – у меня теперь. – Инспектор усмехнулся. – Потому как мой коллега, лейтенант Дорожкин, уходит в положенный по закону отпуск. Да-да, в милиции тоже отпуска есть.
– Отпуска у них… Воров малолетних расплодили!
– Так вот насчет денег… – Не обращая внимания на возмущение заявительницы, Игнат частично «зачитал» «объяснение»: – «Андреева Кира Михайловна, продавец магазина райпо, показала… что Мымарева Никиту хорошо знает…»
– Еще б не знать! Соседка ведь. – Мымариха хмыкнула. – Та еще вертихвостка!
– Так вот, – невозмутимо продолжал опер, – она же показала, что третьего июня сего года Мымарев Никита купил в их магазине два брикета мороженого «Пломбир» стоимостью сорок восемь копеек каждый. Разумеется, в новых ценах. Вы деньги ему давали?
– Может, и давала… Не помню уже.
– Хорошо, продолжим…
«Объяснений» у Ревякина оказалось много – штук десять. От продавщицы магазина «Заря», где Мымарев Никита купил две коробки конфет стоимостью два рубля восемьдесят копеек; от продавцов магазина ОРСа, от продавцов хлебного магазина, от продавцов… Да не было такого магазина, где бы не отметился пронырливый юноша! Прямо шастал по магазинам и все покупал, покупал, покупал… И не по одной шутке, паразит, брал!
– Молоко сгущенное с сахаром по пятьдесят пять копеек – три банки, молоко сгущенное без сахара по двадцать восемь копеек – четыре… – методично перечислял Ревякин.
Кроме сгущенки, конфет и мороженого Никита еще «покупал» сыр «Российский» – полкило (рубль пятьдесят), палку колбасы по два двадцать, кило буженины (четыре двадцать), торт «Ленинградский» (два шестьдесят), зефир по два рубля, пастилу за рубль шестьдесят и три шоколадки по восемьдесят копеек. И это не считая всякой мелочи типа лимонада или развесных конфет!
– Всего – девятнадцать рублей пятьдесят шесть копеек. Новыми, – тут же подытожил опер.
– Хм… буженина, торт «Ленинградский»… – Мымарева подозрительно прищурилась. – Это где ж он таких дефицитов набрал?
– Ха! – Опер повел плечом. – Вы же умная женщина, Валентина Терентьевна! Вам ли не знать, в какое время у нас все дефициты выбрасывают? Конечно, с утра, когда все на работе. А у ребят – каникулы.
– Ну, магазинщики! – зло выпалила Мымариха. – Вот кого проверять! А Никитка… ух, гаденыш… ла-адно, дома поговорю… То-то я смотрю – вся квартира в фантиках! Ладно, пошла я…
– Так, насчет велосипеда… – напомнил Ревякин. – Я его должен изъять на время рассмотрения материала. Потому как тут все сложно, оказывается, и без предмета предполагаемого преступления никак нельзя!
Заявительница ничего не ответила – вышла… выбежала даже…
– Ну, вот, – глянув на приятеля, покровительственно промолвил Игнат. – А ты – велосипед, велосипед…
Дорожкин со вздохом покачал головой:
– Все же сомнительно как-то…