Тайна старой усадьбы

В дверях кабинета возник – словно бы материализовался! – высокий худощавый брюнет лет тридцати пяти, спортивный, с волевым красивым лицом и стрижкой под полубокс, одетый в синий прокурорский мундир – двубортный пиджак и по-пижонски зауженные брюки, выглаженные так, что стрелками, казалось, можно было бриться. Надраенные до блеска штиблеты с модными узкими носами сияли не хуже, чем звездочки в петлицах (петлицы у прокурорских заменяли погоны). Большая «майорская» звезда, два зеленых просвета – в милиции и в армии сказали бы – «майор», в прокуратуре – «младший советник юстиции».

– Хорош, хорош, Владимир Андреевич! – приветствовав, поцокал языком старый майор. – Я смотрю, нынче при полном параде к нам? Что – сам? Все же решил самолично?

Пожав милиционерам руки, Алтуфьев улыбнулся и повел плечом:

– Не я решил – начальство.

– Так ты ж сам нынче начальство – и. о.! – расхохотался Верховцев.

– Уже не и. о. Начальство из отпуска вышло. Как раз первый день!

– И сразу – тебя? – удивленно протянул майор. – Что, некого больше?

– Так отпуска же! И я должен бы… Ну, вот здесь разберусь – и в отпуск.

Потерев руки, следователь уселся за стол и вопросительно оглядел собравшихся:

– Ну что, товарища? Слушаю вас… Ревякина что-то не вижу.

– К эксперту поехал, в морг, – усаживаясь, пояснил Дорожкин. – Как раз по этому делу. Должен бы уже быть. Да вон, идет… – Участковый кивнул в окно.

Поприветствовав всех, опер тоже уселся за стол, следом появился и техник-криминалист Иван Африканович Теркин – не первой молодости лысоватый жилистый мужичок, выходец из дальних староверских деревень, тем не менее заметно пьющий.

Первым начал Дорожкин, доложивший о перипетиях, приведших к обнаружению трупа.

– Хорошо тут у вас, на танцах весело! – выслушав, подытожил следователь. – То девки дерутся, то трупы в прудах всплывают.

– Так он не всплыл, это мы его вытащили, – подал голос припоздавший Игнат.

Алтуфьев прищурился:

– Вытащили чисто случайно, как я понял?

– Ну, не совсем так… – поднявшись, приступил к докладу Ревякин. – Погибшая – Марусевич Тамара Игоревна, девятнадцати лет… Девушка молодая, красивая…

– Так, последнее, наверное, не очень и важно. – Перебив, начальник отделения нервно покрутил усы.

– Как раз важно, Иван Дормидонтович. – Опер был не лыком шит и свою точку зрения всегда отстаивал до последнего. – На танцах дело было. Понятно, что почти все парни – пьяные. Страсть – ссора – и вот вам – труп!

– То есть не луч света в темном царстве? – несколько цинично уточнил следователь. – Не сама бросилась?

Ревякин кивнул:

– Думаю, не сама. Я тут к судмедэксперту заходил. Заключение к вечеру будет. Но кое-что в светской беседе у Варфоломеича выяснил…

Андрей Варфоломеевич, сухонький, вальяжный старичок, бывший акушер, уже который год работал патологоанатомом – потрошил трупы да проводил для милиции экспертизы, в основном по побоям и легким телесным повреждениям, все остальное попадалось редко.

– И что Варфоломеич? – поправив узенький модный галстук, заинтересовался Владимир Андреевич.

– Если кратко – смертельный удар по затылку округлым предметом.

– То есть либо ударили, либо ударилась, когда упала. – Алтуфьев покусал губу. – Сама или толкнули? Насчет алкоголя что?

– Варфоломеич не обнаружил…

Задумчиво покивав, следователь перевел взгляд на техника-криминалиста:

– Африканыч! По твоей части есть что?

– Да ничего. – Погладив лысину, Теркин развел руками. – Сами понимаете, болотина. Брошка тоже захватана…

– Что за брошка?

– Ее, – поднялся Дорожкин, – мать опознала. Девчонки еще раньше нашли.

– Та-ак… Девчонок сегодня ко мне, и мать, конечно… – Алтуфьев потер виски и скривился. – Насчет подозреваемых что?

– Два кадра имеется, – хмыкнул Игнат. – Воздыхатели. Только, похоже, глухо там…

– Ничего, проверим. Игнат, ты сам-то что думаешь?

– Думаю, не сама. Думаю, ссора. Толкнул какой-то черт – и прямо на камень.

– Непреднамеренное, значит?

– Оно и есть.

– Однако несчастный случай тоже исключать нельзя, – напомнил начальник.

– Так и не исключим. – Алтуфьев расхохотался. – Кабинет мне выделите? Думаю, дня на два, вряд ли больше, а, Иван Дормидонтович?

– Да хоть на сколько! – пообещал майор. – Дорожкина вон к Игнату выселим на время. А вот насчет ночевать… У меня можно.

Вот тут возразил Ревякин:

– Не-не, давай, Володя, к тетушке. Ну, где в прошлый раз жил.

Два года назад, во время расследования запутанного и нашумевшего дела, Алтуфьев (тогда еще юрист первого класса) жил (вернее, ночевал) у двоюродной тетки Ревякина Глафиры Ивановны, или попросту тети Глаши, имевшей во владении частный дом на улице Южной. Жила тетя Глаша одна, дочь ее выучилась на геолога, вышла замуж и нынче проживала в Томске. У Игната же была квартира в Тянске, здесь же, в Озерске, ему предоставляли служебное жилье – комнату в добротном леспромхозовском бараке.

– Ну, что ж, тем лучше, – обрадованно кивнул Владимир Андреевич. – Надеюсь, тетя Глаша меня еще помнит.

– Да помнит!

– Хорошо! Игнат, так, может, прямо сейчас и заедем? Вещи оставлю, отпущу шофера… А в дежурке пока повестки развезут.