Тайна старой усадьбы

– Да тихо вы! – Женька быстро осадила не в меру разошедшуюся молодежь. – Школы, ребята… Никакой романтики! А я вот думаю… – Девушка мечтательно прикрыла глаза. – Я вот думаю, как здесь жили раньше… ну, до революции еще. Как граф устраивал балы, съезжались в каретах гости… Зажигали свечи, танцевали… Пианино же здесь было когда-то?

– Скорее, рояль, – взяв Женьку за руку, прошептал Тынис.

– Да… рояль… наверное…

И тут оглушительно чихнул Мишка!

Испуганно дернувшись, Женька тут же рассмеялась:

– Вот ведь черт!

– Да ничего тут больше интересного нет, – шмыгнул носом Сорокин. – А там, внизу, картина.

– Картина?

Заинтересовались все!

– Ну, там, на стене, в нише… Где фантики.

– Да уж фантики-то тут везде!

На стене, в нише, и впрямь висела засиженная мухами картина, изображающая индейцев верхом на верных конях-мустангах, с томагавками, в перьях. Почему-то ее из усадьбы не вывезли, может, слишком большая была или просто старая, к тому же грязная вся, да и рама самодельная… Просто прибита гвоздями к стене.

– Особой ценности, видимо, не представляет, – хмыкнув, покачал головой Тынис. – Да и нарисовано, честно гов-воря, так себе.

– И все равно хорошо бы сфоткать! – Маринка-Стрекоза расчехлила фотоаппарат… сухо щелкнул затвор…

– Ничего у тебя не выйдет! – вдруг подал голос Вася Нефедов. Круглоголовый, упертый, с чуть оттопыренными ушами, всегда молчаливый и незаметный, как старая мебель, Василий говорил крайне редко, но всегда по делу. Ну, или почти всегда. Вот как сейчас.

– Объектив-то у «Смены» слабенький, дурья твоя башка, – пояснил Вася. – Тут «ФЭДом» надо. У него «Индустар» – уж всяко светосилы побольше. Только полностью диафрагму открыть… Дайте-ка!

Сделав пару снимков на казенный «ФЭД», Нефедов удовлетворенно кивнул и, присмотревшись, увидел что-то в углу. Нагнулся:

– О-па! Конфетка! «Лимончики»… Стрекоза, хочешь?

– Не-а, я такие не ем!

– Как хочешь. А я потом, с чаем… Ну, что? Айда купаться?

Вечером пили чай – с душистым смородиновым листом и мятой. Хорошо так сидели, слушали, как Женька пересказывала какой-то старинный роман про приключения, и несчастную любовь, и еще – про рыцарей. Назывался «Айвенго».

– И вот когда Бриан де Буагильбер взмахнул своим мечом…

Тут Васька Нефедов смачно хрустнул конфеткой…

– Да тихо ты! – прикрикнула на него Маринка Снеткова.

Васька обиделся:

– Ты еще покричи, Стрекоза! Я те толкну! Я вот щас ка-ак толкну!

– Тихо, тихо, ребята, – крутя в руках желтый фантик, рассеянно успокоил их Резников. – «Лимончики», да… Где-то поблизости продают?

– Так километров десять, в Валуе. – Мишка Сорокин потянулся и смачно зевнул. – Мы туда не заходили – крюк. А местные тропинки знают. В озере-то – щуки! А в ручье – и хариус, и форель с налимом… Ушица-то на обед как?

– Вкусная, спасибо, ребята, – улыбнулась Мезенцева. – Давно такой вкусной не ела.

– Да! – разом кивнули Тынис и Женька.

Мишка довольно ухмыльнулся и ткнул локтем сидевшую рядом Маринку:

– Эй, Стрекоза, а тебе что, не понравилась?

– Понравилась. Вкусно.

– Ну тогда… Меня поцелуй!

– Чего-о? – Возмущенная девчонка, вскочив, отвесила незадачливому ловеласу смачный подзатыльник. – А в рот тебе жеваной морковкой не плюнуть?

– Ах ты ж…

– Сидеть! – прикрикнул кружковод.

Мишка сразу же заканючил:

– Анатолий Иваныч, а чего она…

– Валуя, говорите… – успокоив ребят, задумчиво протянул Резников. – А много там народу?

– Да летом только и приезжают! – Ребята закричали наперебой.

– А зимой – три бабуси только.

– Там школа когда-то была, начальная…

– А сейчас и магазина-то нет – автолавка…

Потрескивал красными углями костер – не горел уже, а так – тлел. Кто-то допивал чай, кто-то жарил на углях хлеб – вкусно! Сильно вымотавшийся за день Коля Ващенков уже давно клевал носом и никакие разговоры не слушал. Эстонский студент Тынис Кург сидел на старом бревне рядом с Женькой и несмело гладил ее по руке…

Соперницы-девчонки, искоса поглядывая на симпатичного кружковода, затянули песню:

– В городах, где я бывал, по которым тосковал…

Им тихонько подпевала Маринка:

– Снятся людям иногда их родные города, кому – Москва, а кому – Пари-и-и-ж…

* * *

На следующий день, буквально сразу же после возвращения, подружек снова вызвали в милицию. Впрочем, не только их, Светку Кротову – тоже. И, увы, вовсе не за драку…

О смерти Тамары Марусевич в городке уже знали все. Жалели несчастную матушку – «ох, бедная Ольга», саму Тамару – «такая молодая, жить бы да жить», да исподволь судачили о несостоявшихся Тамаркиных «женихах», в которые людская молва записывала чуть ли не весь Озерск. Почему – бог есть… О Хренкове, впрочем, знали многие, о Коськове – далеко не все. Был ли еще кто-то? У такой-то красивой девчонки? Да просто не могло не быть! Правда, кто именно – этого не знали. Не знали, но упрямо судачили.

Женьку Колесникову допрашивал тот же следователь, что и два года назад – Владимир Андреевич Алтуфьев. Все такой же красивый – особенно в синей форме! Пижонистый и дотошный до невозможности.

– Значит, вы там стояли? Ага… – Допрашивая, следователь беспрестанно курил и печатал на пишущей машинке. – А Хренкова вы раньше знали?