Тайна субургана. И если я умру завтра... Среда обитания

Мы оба смеемся. И я ее наконец целую. Грубо погружаюсь губами в ее губы, учебник физики падает на траву, и моя рука ищет под кофточкой ее маленькие упругие груди.

Панамка прочно сидела на голове, и уже не спадали на лоб непокорные завитки каштановых волос. Старательно она надела темные очки и посмотрела на меня.

Потом улыбнулась:

— Я постарела?

— Нет, все такая же, — прошептал я.

— Ну, не будем преувеличивать.

Несколько секунд она пристально смотрела на меня сквозь дымчатые стекла; улыбка постепенно сходила с губ, и они плотно сомкнулись.

Я снова посмотрел на море, захватил горсть песку и стал медленно сыпать его сквозь пальцы.

— Ты вышла замуж? — спросил я ее, глядя на золотой холмик, выраставший у меня под рукой.

Послышался приглушенный треск мотора прогулочной лодочки из Бакуранао, которая медленно подходила к причалу.

— Лучше расскажи о себе, — попросила она.

«Не так уж и много я могу рассказать, — сказала она. — Мне восемнадцать, я учусь, родилась в Фоменто…»

Я рассмеялся:

«Да это невозможно!»

«Что?» — удивилась она.

«Я ведь тоже родился в Фоменто. Совсем маленьким меня перевезли в Гавану».

Она тоже рассмеялась и выбросила стаканчик из-под мороженого. Я поспешно предложил ей мой носовой платок, чтобы вытереть пальцы.

«Можно, я провожу тебя до дому?»

«До угла».

«А где ты живешь?»

«На углу улицы Акоста и Хуан Дельгадо».

«А я на углу Эредиа и Либертад».

«Это далеко».

«Неважно. Я все равно провожу тебя домой».

* * *

— Паспорт? — спрашивает меня таможенник.

Я лишь улыбаюсь в ответ. У меня пятидневная щетина, и я совсем сгорел на солнце. Ему что — никто так и не объяснил, что я убежал с Кубы на речной лодчонке, почти умер от жажды в Карибском море и меня подобрала североамериканская береговая охрана? Или он думает, что, удирая, мне следовало бы еще запастись и паспортом?

— Извините, — бормочет он.

Ну и тип, прямо для рекламы пива: круглые румяные щеки, русые волосы и сильный, словно племенной бык. Сказал мне, что очень сожалеет. О чем это он сожалеет? О том, что я все-таки добрался до Соединенных Штатов, или о том, что мне пришлось столько вытерпеть во время плавания по Мексиканскому заливу, кишащему акулами?

Но смотрит он на меня с симпатией. Если я не ошибаюсь, он извинился за собственную глупость.

Интересно, как это у потерпевшего кораблекрушение может быть еще и паспорт?

Из металлической коробки он достает белую карточку и начинает тщательно заполнять ее. Мне он объясняет, что это эмигрантская карточка «под честное слово». (Он заполняет ее согласно инструкции печатными буквами.)

— Ваша фамилия?

— Вилья Солана.

— «Солана» с одним «л»?

— Да, с одним.

— Ваш адрес в Соединенных Штатах?

Какой же такой мой адрес в США могу я ему дать? Отвечаю, что у меня в США нет семьи.

— Друзья?

— Друзья? Нет, никого.

Но функционера это не тревожит. Многие приезжают в Соединенные Штаты, не имея ни малейшего представления, где и как они будут жить. Я-то, по крайней мере, хорошо говорю по-английски и я молод. Наверное, об этом он и подумал, потому то вдруг с явной симпатией подмигивает мне.

— Олл райт, мистер Вилья. У вас есть деньги?

Деньги? Да, мне удалось вывезти с Кубы 300 долларов. Полчаса спустя с удостоверением в руках я выхожу из здания эмигрантского центра. На следующий день мне предстоит явиться в центр по трудоустройству (он записал мне адрес) и получить там карточку политэмигранта, которая дает право на шестидесятидолларовую ежемесячную субсидию и… что еще? Больше ничего.

Сейчас самое главное побриться, вымыться, купить кое-что из одежды и найти дешевую гостиницу. Я пускаюсь в путь по 26-й улице. Несмотря на то, что по виду я очень отличаюсь от прохожих, на меня не обращают внимания. Правда, я не оборванец, одежда только очень сильно помята. Наверняка где-то поблизости есть парикмахерская. Да, вот в трех кварталах «Чарльз барбер шоп». В салоне три кресла, но занято лишь одно.

— Прошу сюда, мистер, — произносит по-английски с акцентом, напоминающим вкус мексиканского перца, лысый в толстых черных очках парикмахер, облаченный в девственно белый халат.

— Подстригите и побрейте, — отвечаю я ему на всякий случай по-испански.

В его взгляде явное неудовольствие. Похоже, кто-то из кубинцев остался ему должен.

— Мексиканец? — спрашиваю я его, пока он повязывает мне на шею белоснежную крахмальную салфетку.

— Йес, сэр.

Он ответил мне по-английски — верный признак того, что не расположен вступать в разговор. Но у меня нет желания сдаваться.

— Я ищу какой-нибудь дешевый отель, — продолжаю я опять-таки по-испански, в то время как он резким движением откидывает кресло назад.

— Здесь вблизи такого нет, — отвечает мне он теперь тоже на испанском.

Он мылит мне подбородок; прекрасный аромат (так пахнет шоколад, если только можно привести это сравнение) пены.

— Не обязательно близко отсюда. Все равно где.

Он долго молчит, продолжая мылить мне лицо.

Я закрываю глаза.

— Есть один вполне приличный. Отель «Сильвия».

Мне отвечает явно не парикмахер-мексиканец. Это кубинский акцент. Приоткрыв глаза, я вижу говорящего: старик, сидевший на первом кресле, его только что побрили.