Тот случай был единственным поражением Алексея. Он мог что угодно отколоть и быть уверенным в безнаказанности – за ним стояла такая же широкая, как и у него, спина брата Григория. Григорий бросился в глаза Екатерине, еще когда она была лишь великой княгиней, задолго до восхождения на императорский престол. Отбив Григория у хорошей приятельницы графини Брюс, великая княгиня по достоинству оценила вкусы графини – молодое и упругое тело Григория мяло ее неистово, вбрасывало в неистовство, в беспамятство, она забывала напрочь и мужа, и предыдущих любовников, ее несло бурными волнами и так хотелось, чтобы этому безудержному потопу никогда не было конца. Верный камердинер Василий Шкурин, не засвечивая свет, тихонько каждый раз отворял дверь и Григорий, воровато крадучись, нырял в опочивальню.
Но однажды, тешась молодым и упругим телом любовника и выгибаясь выброшенной на берег рыбиной, она в порыве ласки нежно потерла его по щеке ладонью. Потерла и похолодела, под пальцами чувствовался глубокий рубец Алексея.
Она выскочила из постели и засветила свечу.
– Как вы посмели? – возмущенный полушепот – полукрик на Алексея никак не подействовал.
– А какая вам разница, – Алексей устало надевал панталоны. – Вам с Орловыми не стоит ссориться. Потому что они не только в постели гвардейцы, но и… – и не договорил.
Алексеевы слова стали пророческими, когда нужно было девать куда-то мужа.
Григорий оказался весьма ловким действительно не только в постели, он таки был наблюдательным человеком. Когда императрица начала быть весьма мягкой с Григорием Потемкиным, который стремительно делал карьеру от капрала до камер-юнкера, а взгляд самого Потемкина на располневшее тело императрицы становился словно намасленным, братья Орловы застукали его в одиночестве.
– Не для твоих зубов это мясо, – сказал Григорий Орлов, и пудовый кулак его попал в зубы Потемкина, так что захрустело.
– Хороший пестик, только для другой ступки, – улыбнулся Алексей кривой улыбкой и ударил что есть силы ногой в пах.
Сыпнули искры из глаз, Потемкин свалился, и теперь уже в кругу братьев, лежа, он никак не мог защищаться от ударов ногами. Били в живот, били под ребра, текла изо рта кровь, хоть как ни закрывал лицо руками, пока удар в глаз носком и вовсе не отобрал сознание: сверкнули внезапно еще в глазах разных оттенков круга, и так же внезапно погасли; наступила ночь.