Лишь однажды охватила дрожь Корсакова. Едва он очутился в новоотведенном помещении, как вошел к нему митрополит Петербургский. "Убить ли надумали, раз владыка появился перед тем соборовать?" – зловещая догадка мелькнула, сковывая столбняком тело. Но владыка деловито взялся освящать помещение и его самого окропил свяченой водой, пряча почему-то глаза, бормотал вполголоса молитву и щедро обрызгивал, так что даже не сдержался Корсаков и рукавом вытер мокрый лоб.
– Ее императорское величество, – не замешкался известить Захарий, – соизволили назначить Вас при своем лице флигель-адъютантом и пожаловать сто тысяч рублей на первые карманные расходы.
И он подал флигель-адъютантский мундир с бриллиантовым аграфом.
Теперь Корсаков имел честь
зимой в Эрмитаже, а летом в Царском Селе, в сад водить под ручку императрицу. В приемной терпеливо ожидали его внимания самые высшие государственные мужи, которые хлопотали по личным и государственным проблемам, приходили с приветствиями и щедрыми подарками."И все это за одну ночь", – подумалось как-то.
Корсаков ошибался, ему просто посчастливилось, потому что уже его преемникам надлежало сдавать экзамен, кроме Протасовой, еще и графине Брюс, и самой Перекусихе, и Уточкиной.
30
В Тайной экспедиции долго колебались, докладывать такую новость императрицы или нет. С одной стороны заманчиво, можно заслужить высокую похвалу: в экспедиции, мол, действительно знают все. А с другой, здесь можно попасть в переделку, тем более, если под плохое настроение.
"А вы куда смотрите? А для чего казенный хлеб едите?"Наконец, таки отважились и доложили, что в Забайкалье митрополита Арсения стали чествовать теперь не в меньшей мере, чем в Ростове и Ярославле, в прежних его епархиях. В народе распространились слухи, что после ареста вывезли митрополита в Иркутск, заключили в Вознесенском монастыре, потом за Байкал переправили, в Троицкое, дальше тайно в Нерчинск, пока не поступил рескрипт везти его назад в Россию. По дороге Арсений заболел и уже верст за сто семьдесят от Верхнеудинска попросил у солдата остановиться возле озера. Здесь помылся митрополит, надел свежую рубашку, старую же выбросил, и долго молился, стоя на коленях. Тогда подарил солдату молитвенника, собственноручно подписанного, и рубля серебряного.
– Не доехать мне до Верхнеудинска, – молвил митрополит.– Я скоро умру, помянешь монаха Арсения и похоронишь меня на том месте, где остановятся кони.