— Ося! Обедать? А я прибраться решила. Занавеску и драпри велела постирать, пыль протерла, заставила горничную окно помыть, а когда посмотрела, как она это делает, решила сама.
— Мелом хорошо, — промямлил Тараканов. — Ты же больна.
— В каком смысле? В том, что окно сама мою? Так через него свет в комнату почти не поступал, до того грязью заросло.
— На службе мне сказали, что у тебя инфлюэнция. Я к тебе домой, а тебя там нет.
— Ося! Милочка, сходите, поменяйте, пожалуйста, воду, — сказала Настя горничной и, дождавшись, когда та ушла, накинулась на Тараканова: — Что ты маменьке сказал?
— Сказал, что тебя после ночного аврала отпустили, а потом опять вытребовали, и что я за тобой на извозчике…
— Ну, врать ты умеешь. Ты вообще зачем к ней явился?
— Мне сказали, что ты больна, я заволновался.
— Осип Григорьевич, ну как вас могли на царскую службу взять такого бестолкового? Ты что, не мог догадаться? Я сегодня ночью чести девичьей лишилась. Могла ли я после этого на службу? А домой? Трудно было, что ли, сообразить? В конце концов, ты же меня здесь оставил, мог бы догадаться первым делом сюда съездить!
— Значит, ты не больна?
— Господи боже мой!
— Тогда давай обедать?
— Давай. А где?
— Тут рядышком кухмистерская замечательная, меня там знают и хорошо кормят, — сказал Тараканов.
На следующий день он поехал на Девичье поле, в хирургическое отделение факультетской клиники Московского императорского университета.
Лицо Анны Максимовны Белостоцкой было одинакового цвета с белоснежной наволочкой подушки. Доктор сказала, что выжила она чудом и до полного выздоровления еще далеко.
— Я вам дам десять минут, не более, и прошу вас, не волнуйте ее сильно.
Когда Тараканов вошел в палату, Белостоцкая лежала с закрытыми глазами, но как только услышала звук открывающейся двери, глаза открыла.
— Здравствуйте, мадам Белостоцкая. Разрешите представиться — чиновник сыскной полиции Тараканов.
— Ну слава богу, наконец-то явились.
— Явились сразу же, как только врач разрешил с вами разговаривать. Госпожа Белостоцкая, я понимаю, что вспоминать произошедшее вам крайне неприятно, но интересы дела…
— Интересы дела требовали вашего появления у меня еще неделю назад! Вспоминать мне действительно тяжело, но я желаю, чтобы и я, и мой супруг были отомщены. Поэтому я все вам расскажу.
15 января чета Белостоцких поехала в ресторан. Засиделись. Анна Максимовна просила мужа остаться ночевать в городской квартире, но он решил ехать на дачу, там у него остались какие-то важные документы, которые на следующий день ему были нужны с самого утра. Дача у них в Шелепихе. Да и не дача это, а полноценный дом, теплый, удобный, снабженный всеми благами современной цивилизации. Муж его предпочитал городской квартире, из-за чего они часто ссорились. Госпожа Белостоцкая была моложе мужа на 20 лет, и ее не устраивало круглогодичное дачное прозябание. Поссорились и в этот раз. Поэтому ехали молча, погруженные каждый в свои мысли.
Из Москвы выехали во втором часу ночи. Проехали Дорогомиловскую заставу, начались пустыри, кругом никого. Вдруг сбоку из какой-то канавы выскакивают пять человек. Двое из них схватили лошадь под уздцы, а один, по-видимому главарь, крикнул им: «Вылазьте!» Муж у Анны Максимовны был не робкого десятка, поэтому команде не подчинился, а вытащил из кармана шубы револьвер и пальнул в ближайшего разбойника. Тот завыл от боли и схватился за кисть правой руки. После этого главарь выстрелил в мужа, а затем и в нее. Она упала с саней. Последнее, что она слышала, — это вопрос главаря: «Как ты, Пиво, живой?».
— Как вы сказали: Пиво?
— Да, Пиво. Потом я потеряла сознание и очнулась уже в больнице. Скажите, а что с Архипом? А то здесь никто не знает.
— С кем? А, с кучером вашим! Жив-здоров. Его поначалу арестовали, потому как на нем ни одной царапинки не было, но с месяц уже как отпустили. Вы его рассказ сейчас подтвердили, вот только про то, что ваш муж в одного из разбойников попал, он ни слова не сказал.
— Очевидно, он не видел. Когда бандиты нас остановили, он с облучка соскочил и в поле бросился без оглядки.
— Вот оно как. Опишите, пожалуйста, нападавших.
— Тот, который мужа убил, — лет двадцати пяти, высокий, одет в пальто с бобровым воротником и шапку-пирожок. Симпатичный, усики такие завитые. Я его лицо из тысячи узнаю. А остальных я не запомнила, все очень быстро произошло.
— И Архип ваш тоже одного его и запомнил. Благодарю вас, мадам, вы нам очень помогли.
Тараканов помчался к Кошко. Первым делом начальник распорядился отправить запросы в регистрационное бюро Департамента полиции, Петербургскую сыскную полицию и все провинциальные сыскные отделения с просьбой сообщить, не зарегистрирован ли у них преступник под кличкой Пиво. Потом Кошко дал команду поместить в газетах обращение к врачам, которым предписывал уведомить столичное сыскное отделение о том, не обращался ли к ним в течение последних трех месяцев за медицинскою помощью кто-либо с пораненной кистью правой руки.