Тайна Святой Эльжбеты

— Марта, свари на обед щец.

Кухарка непонимающе уставилась на хозяина.

Тараканов перелистнул несколько листков записной книжки.

— Капусняк, говорю, свари.

Кухарка заулыбалась и закивала.

— И чаю купи. Хербата, у нас кончился.

Кухарка опять заулыбалась.

— Ile herbaty kupic?[6]

— Сколько? Осьмушку. Тьфу ты, черт. Один килограмм два с половиной фунта, один фунт — это… это… Тысяча делим на два с половиной… Четыреста! Четыреста умножаем на восемь… Нет, четыреста делим на 8. Получается пятьдесят. Пятьдесят граммов!

Кухарка опять закивала и произнесла какую-то длинную фразу, из которой Тараканов понял только два слова — «масло» и «молоко».

— Купи, купи и масла, и молока. Купи всего, что нужно. Вот тебе рубль. Впрочем, вот еще, купи мяса, телянчины. Уразумела? Пожарь на ужин, у меня гости будут. Смажеть мясо? Вечер, гости. Разумеешь?

Кухарка улыбалась.

* * *

Когда Тараканов шел на службу, он чуть не попал под трамвай — все никак не мог привыкнуть к левостороннему движению. Топили в участке плохо — город испытывал дефицит дров. Чтобы не сидеть на службе в шинели, Тараканов отдал тужурку портному, и тот подбил ее ватой. Выслушав от сдававшего дежурство околоточного сводку ночных происшествий и получив от делопроизводителя почту, начальник сыскного отделения потребовал чаю и стал разбирать бумаги.

После того как обыватели поняли, что русская власть с преступниками шутить не будет, количество противоправных деяний резко пошло на убыль. Даже лычаковские батяры, которых австрийская полиция не могла угомонить более полувека, поуспокоились. Уличные грабежи и разбои практически исчезли. Среди преступлений преобладали кражи из оставленных бежавшими в Австрию горожанами квартир, нарушения антиалкогольных правил и такое невозможное в России явление, как спекуляция.

Как только началась война, жители Львова стали расхватывать товары в магазинах. Возросший спрос на товары немедленно вызвал резкое повышение цен. Для защиты населения магистрат уже 4 августа утвердил максимальный тариф — перечень предельных цен на основные продовольственные товары и топливо. Превышать эти цены было запрещено под угрозой административных наказаний.

В первые дни после занятия Львова русскими войсками торговцы, под тем предлогом, что австрийский максимальный тариф уже не действует, а русский еще не введен, начали безудержно взвинчивать цены. А поскольку возникло опасение, что запасы во Львове скоро иссякнут, публика позволяла драть с нее три шкуры без единого слова протеста. Товары дорожали каждый день. Поэтому 17 сентября военный генерал-губернатор граф Бобринский издал постановление, которым воспрещал всякое повышение цен на предметы первой необходимости сверх установленной при австрияках таксы. Виновные в нарушении этого постановления должны были подвергаться в административном порядке заключению в тюрьме до трех месяцев или штрафу до трех тысяч рублей. Кроме этого, по распоряжению градоначальника подлежали конфискации товары в тех магазинах, которые не возобновляли свою деятельность.

Но жажду наживы не могли остановить даже такие серьезные меры. И несмотря на то, что уже в начале октября в городе был организован подвоз товаров из России, львовские купцы продолжали создавать искусственный дефицит и задирать цены.

На борьбу со спекуляцией, как на дело государственной важности, были брошены все силы полиции, не только наружной, но и сыскной. Еженедельно Тараканов совместно с участковыми полицейскими устраивал рейды по магазинам и нещадно карал проштрафившихся торговцев. Мзду ему предлагали постоянно, но коллежский секретарь пока держался.

Хмелевский и Хаузнер оказались помощниками незаменимыми. Поляк при австрийцах был приставом Лычаковской части — самого криминального района города, а Хаузнер пятнадцать лет прослужил в сыскной полиции и всех львовских мазуриков знал лично.

Получив задание раскрыть какую-нибудь кражу или грабеж, поляк и еврей на несколько дней исчезали, а когда объявлялись, то сообщали все данные и о личности преступника, и о местонахождении похищенного. Русским чинам сыскного отделения оставалось только арестовать злодея и отобрать у него украденное.

О том, что Тараканов взял на службу еврея, начальству донесли незамедлительно. Ясевич вызвал начальника сыскного отделения и имел с ним продолжительную беседу. Итогом этой беседы стала договоренность о том, что Хаузнер служить продолжает, но в сыскном отделении должен появляться только в случае крайней необходимости. Свидания с ним теперь проходили или в кавярнях, или на квартире у Тараканова. И всю ответственность за бывшего инспектора коллежский секретарь брал на себя.

* * *

К прекрасно приготовленной Мартой телятине Хаузнер принес бутылку не менее прекрасного штирийского ландвайна из довоенных запасов. Дела успели обсудить еще до ужина, поэтому за вином говорили на отвлеченные темы.

— Пан Хаузнер, а как вашего батюшку звали?

Инспектор удивился:

— Моисей. А вам к чему?