Обе ноги прибили сразу, одним гвоздем, разместив левую ногу над правой.
Время тянулось бесконечно долго, и Хосар молил Бога, чтобы Иисус скончался как можно быстрее. Он видел, как задыхается Иисус, ощущал его страдания.
Иоанн, любимый ученик Иисуса, молча плакал, глядя на мучения своего Учителя, да и Хосар не мог сдержать слез.
Солдат ткнул своим копьем в бок Иисуса, из раны густо потекла кровь.
Иисус умер, и Хосар мысленно возблагодарил Бога за это.
В эту апрельскую пятницу весеннее небо было затянуто грозовыми тучами. Когда тело Назаретянина сняли с креста, уже почти не оставалось времени на то, чтобы должным образом подготовить его к погребению. Хосар знал, что Закон Иудейский запрещает какую-либо работу, в том числе надевание савана на покойника, если солнце уже приблизилось к закату.
Кроме того, была Пасха, а это означало, что труп необходимо предать земле в тот же день.
Хосар, с глазами, полными слез, неподвижно смотрел на то, как готовили тело к погребению, как Иосиф из Аримафеи укутал Иисуса тонким и мягким льняным полотном прямоугольной формы.
Хосар совсем не спал в ту ночь, да и весь следующий день он не находил себе покоя — так сильно болела его душа.
На третий день после распятия Христа Хосар направился к тому месту, где захоронили тело. Там он встретил Марию, мать Иисуса, и Иоанна, его любимого ученика. Они и другие последователи Иисуса заявили, что тело Учителя исчезло. В могильном склепе, на камне, где лежал труп, оставалось лишь полотно, в которое Иосиф из Аримафеи завернул его и до которого никто из присутствовавших не осмеливался дотронуться, ибо Закон Иудейский запрещает прикасаться к нечистым предметам, к числу которых относится и саван погребенного.
Хосар взял полотно в руки. Он ведь не иудей, и его не касались запреты Закона Иудейского. Прижав полотно к своему телу, он вдруг почувствовал, что его охватило блаженство: он ощутил присутствие Учителя, словно прикосновение к этой простой льняной ткани было равносильно прикосновению к самому Учителю. И в этот момент он осознал, что ему надлежало делать. Он должен возвратиться в Эдессу и передать саван Абгару, и тот исцелится. Теперь он понял смысл слов, некогда сказанных ему Учителем.
Хосар вышел из могильного склепа и вдохнул свежий воздух. Держа сложенный вдвое саван в руке, он направился на постоялый двор за своими вещами, чтобы как можно быстрее покинуть Иерусалим.
В Эдессе полуденная жара заставила всех жителей попрятаться по домам и ожидать приближения вечера. В это время царица прикладывала куски смоченной в воде ткани к воспаленному лбу Абгара и успокаивала его, говоря, что болезнь еще не затронула кожу.
Ания, танцовщица, была уже в жутком состоянии. Она теперь находилась далеко от их города, однако Абгар не хотел бросать ее в беде и посылал ей еду в пещеру, в которой она уединилась. Этим утром один из его людей, оставив возле пещеры мешок зерна и бурдюк с питьевой водой и позже вернувшись к пещере, увидел Анию. Возвратись во дворец, он рассказал царю, что ее некогда прекрасное лицо теперь представляет собой бесформенную массу. Абгар не захотел это слушать и удалился в свои покои, где, охваченный ужасом, впал в бредовое состояние.
Царица ухаживала за ним и никому не позволяла приближаться к царю. Некоторые из врагов Абгара начали плести заговоры, чтобы сместить его с трона, и с каждым днем напряжение нарастало. Хуже всего было то, что они не получали никаких вестей от Хосара. Тот остался рядом с Назаретянином, и, хотя Абгар сожалел, что Хосар его покинул, царица твердила, что она верит в то, что Хосар вернется. Однако теперь и она начинала терять веру.
— Госпожа! Госпожа! Хосар здесь!
В комнату, где спал Абгар, опахиваемый веером царицы, крича, вбежала рабыня.
— Хосар?! Где же он?
Царица выбежала из комнаты, сопровождаемая удивленными взглядами солдат и придворных, и столкнулась с Хосаром.
Ее преданный друг, все еще с головы до ног в дорожной пыли, протянул руки навстречу царице.
— Хосар, ты привез его? Где Назаретянин?
— Госпожа моя, царь будет исцелен.
— Но где же он, Хосар? Скажи мне, где этот иудей?
В голосе царицы прозвучало так долго скрываемое отчаяние.
— Отведите меня к Абгару.
Голос Хосара излучал силу и решительность, поразившую всех присутствовавших при этом разговоре. Царица проводила его в комнату, в которой находился Абгар.
Царь сощурил глаза и, увидев Хосара, облегченно вздохнул.
— Ты приехал, мой добрый друг!
— Да, Абгар, и сейчас ты исцелишься.
В дверях царских покоев стража сдерживала натиск любопытных придворных, не желавших пропустить сцену исцеления царя его лучшим другом.
Хосар помог Абгару подняться и передал ему льняное полотно, которое Абгар тут же прижал к своему телу, еще даже не зная, что это такое.
— Иисус — здесь, и если ты поверишь в это, то исцелишься. Он сказал мне, что ты исцелишься, и направил меня к тебе с этой миссией.
Твердость слов Хосара и его убежденность придали уверенности и Абгару, и тот еще крепче прижал полотно к своему телу.
— Да, я верю, — сказал Абгар.