— Я некоторое время шел сзади: мне нужно было убедиться, что за тобой не следят. Сегодня ты переночуешь в моем доме, а завтра на рассвете за тобой приедут. Будет лучше, если ты никуда не будешь выходить до того момента.
Немой кивнул в знак согласия. Ему, конечно, хотелось пройтись по Стамбулу, побродить по улочкам Базара в поисках духов для жены и какого-нибудь подарка для дочери. Но он не будет этого делать. Случись еще какое-нибудь недоразумение, это снова вызовет гнев Аддая. Немой, учитывая провал своей миссии, был счастлив уже тем, что смог вернуться, и не хотел, чтобы его возвращение было омрачено еще каким-нибудь инцидентом.
— Мне это удалось.
В голосе Марко звучала радость, даже триумф. София улыбнулась и жестами показала Антонине чтобы он взял трубку параллельного телефона и тоже слушал.
— Мне было нелегко убедить двух министров, но в конце концов они мне дали карт-бланш. Они выпустят немого на свободу, когда мы им скажем, и санкционируют проведение операции по слежке за ним, куда бы он ни направился.
— Браво, шеф!
— Антонино, ты тоже слушаешь?
— Мы тут вдвоем, — ответила София, — и лучше этой новости быть не может.
— Да уж, я и сам очень доволен и не удержался, чтобы немедленно не сообщить вам радостное известие. Теперь нам нужно принять решение, когда и как он должен выйти на свободу. А у вас там как дела?
— Я тебе уже рассказывала про Д'Алакву…
— Да, но министры мне так ничего по этому поводу и не сказали, а значит, он им не жаловался.
— Мы тут заново проводим расследование в отношении и рабочих, и персонала собора, но через пару дней уже будем в Риме.
— Хорошо, вот тогда и обсудим, какие шаги нам следует предпринять, хотя у меня уже есть план.
— Какой план?
— Не будь слишком любопытной, доктор, всему свое время. Пока!
— Какой же ты все-таки… Впрочем, ладно. Пока!
13
Хосар спал, когда кто-то нервно постучал в хлипкую дверь его дома.
Над Эдессой еще не рассвело, однако царский стражник, стоявший за дверью, передал Хосару распоряжение от самой царицы. Он, Хосар, должен был сегодня, перед заходом солнца, явиться во дворец вместе с Фаддеем.
Хосар подумал, что царица, мучившаяся бессонницей и потому бодрствовавшая по ночам у изголовья Абгара, не отдавала себе отчета в том, что сейчас еще слишком рано. Однако по нервному виду царского стражника Хосар понял, что дело серьезное.
Он сообщил об этом Фаддею и сказал, что под вечер они поднимутся на холм, на котором находится царский дворец. Оба почувствовали: произошло что-то значительное.
Затем, стоя на коленях и молясь, Хосар пытался понять, что вызвало обеспокоенность, которая терзала его душу.
Несколькими часами позже в его дом пришел Изаз, а почти сразу за ним — Фаддей. Племянник Хосара, умный и физически крепкий юноша, рассказал ему о слухах, ходивших во дворце: состояние Абгара ухудшалось прямо на глазах, и врачи говорили, что мало надежды на то, что он сумеет выжить, — в его организме происходила решительная схватка между жизнью и смертью.
Видимо, осознавая это, Абгар попросил царицу созвать к его ложу нескольких верных друзей: он хотел дать им наставления, что им следует делать после его смерти. Именно поэтому царица и позвала их, в том числе и Изаза, к его большому удивлению.
Когда они прибыли во дворец, их немедленно проводили в царские покои. Лежавший на кровати царь казался еще бледнее, чем раньше. Царица, освежавшая лоб супруга куском материи, пропитанной розовой водой, облегченно вздохнула, увидев их.
Через мгновение в комнату вошли еще двое: Марций, царский архитектор, и Сенин, самый богатый купец Эдессы, который был родственником царя и его верным другом.
Царица показала жестом, чтобы они приблизились к Абгару, а затем выслала из помещения слуг и приказала стражникам закрыть двери и никого не впускать.
— Друзья, я хотел попрощаться с вами и отдать свои последние распоряжения.
Голос Абгара был слабым. Царь уже и сам чувствовал, что умирает, и то уважение и привязанность, которые присутствующие испытывали к нему, удержали их от попыток утешать его ложными надеждами. Они молча слушали, что говорил им царь.