Тайна Святой Плащаницы

— Только вы знали об этом плане. Только вы знали наших связных. Кто предатель?

Восемь мужчин обеспокоенно зашевелились, глядя друг на друга и пытаясь понять, является ли вопрос их пастыря риторическим или же он их на самом деле обвиняет. Они вместе с Аддаем были опорными столпами их Общины. Они принадлежали к древним родам, верным Иисусу, верным его городу, верным его завету.

— Если кто-то нас предал, он умрет.

Это заявление Аддая испугало присутствующих, ибо они знали, что он способен пойти и на такую меру. Их духовный пастырь был благочестивым человеком и жил скромно. Каждый год он неизменно постился в течение сорока дней в память о том, как Иисус постился в пустыне. Он всегда помогал тем, кто обращался к нему: содействовал в поиске работы, или же ссужал деньгами, или же становился посредником в улаживании семейных раздоров. Он умел быть убедительным. Его уважали в Урфе, где его знали как защитника людей, а потому признавали его авторитет и считались с ним.

Так же, как и эти восемь человек, Аддай с самого детства жил двойной жизнью, молясь втайне от своих соседей и друзей, ибо он был хранителем секрета, ставшего судьбоносным для них, как раньше и для их отцов, и праотцев.

Он предпочел бы не становиться духовным пастырем, однако, когда его все-таки избрали, он принял эту честь, став на путь самопожертвования, и поклялся, как клялись его предшественники, что выполнит волю Иисуса.

Один из присутствовавших кашлянул. Аддай понял, что тот хочет что-то сказать, и обратился к нему: Говори, Талат.

— Мы не должны позволять, чтобы подозрения разожгли огонь, который испепелит в нас доверие друг к другу. Я не верю, что среди нас есть предатель. Нам просто приходится бороться с могущественными и умными людьми, которые смогли воспрепятствовать обретению нами того, что по праву принадлежит нам. Нам нужно снова взяться за это дело и выработать еще один план, и, если у нас опять ничего не выйдет, мы все равно предпримем и следующие попытки. Сам Господь решит, когда посчитать нас достойными успешного завершения нашей миссии.

Талат замолчал, ожидая реакции Аддая. Седина сделала шевелюру Талата белой как снег, а морщины придавали лицу этого старика мудрое выражение.

— Прояви снисходительность к этим троим избранным, — предложил еще один из людей в черном, которого звали Баккалбаси.

— Снисходительность? Ты считаешь, Баккалбаси, что мы сможем выжить, если будем проявлять снисходительность?

Аддай скрестил руки на груди и глубоко вздохнул.

— Иногда мне кажется, что вы ошиблись, избрав меня, что я — не тот пастырь, который нужен Иисусу в такую эпоху и при существующих обстоятельствах. Я соблюдаю пост, каюсь и прошу Господа укрепить меня, просветить меня и указать мне дальнейший путь, но Иисус не отвечает мне, не посылает мне никаких знамений…

Голос Аддая был полон отчаяния, но этот человек все же сумел быстро взять себя в руки.

— Но пока я пастырь, я буду совершать те поступки и принимать те решения, которые мне подсказывает моя совесть, причем с единственной целью — вернуть нашей Общине то, что дал ей Иисус, и добиться для всех нас процветания, а прежде всего — безопасности. Господь не хочет, чтобы мы умирали, он хочет, чтобы мы жили. Ему больше не нужны мученики.

— Что ты сделаешь с этими парнями? — спросил Талат.

— В течение некоторого времени они будут жить в уединении, молясь и соблюдая пост. Я буду наблюдать за ними и, когда наступит надлежащий момент, верну их в их семьи. Но они все же должны понести кару за этот провал. Поскольку ты, Баккалбаси, являешься хорошим математиком, ты и займешься расчетами.

— Какие расчеты я должен сделать, Аддай?

— Я хочу, чтобы ты вычислил, могут ли в нашей среде быть предпосылки для предательства, а еще подумай, как и по какой причине происходит утечка информации.

— Так ты, стало быть, поверил домыслам отца Зафарина?

— Да. Мы не должны закрывать глаза на очевидное. Мы выявим предателя, и он умрет.

Людям в черном стало немного не по себе: они знали, что Аддай не бросает слов на ветер.

Когда они возвратились в комнату, где их ждали трое немых, они увидели, что немые и их отцы стоят на коленях и молятся, склонив головы. Аддай и восьмеро в черном снова сели на свои места.

— Поднимитесь, — приказал Аддай.

Дермисат молча, плакал. У Расита во взгляде сверкал гнев, Зафарин же выглядел спокойным.

— Чтобы очиститься от греха своего провала, вы будете молиться и поститься в течение сорока дней и сорока ночей. Для этого вы останетесь здесь, со мной. Вы будете работать в саду, пока хватит сил. Когда назначенный срок закончится, я скажу вам, что делать.

Зафарин озабоченно посмотрел на своего отца. Тот понял смысл взгляда сына и обратился к Аддаю:

— Ты позволишь им попрощаться с семьями?

— Нет. Искупление уже началось.

Аддай позвонил в маленький колокольчик, стоявший на его столе. Через несколько секунд в дверях появился тщедушный человечек.