Тайна Святой Плащаницы

Остаток ночи Аддай провел в непрестанных молитвах, пытаясь душой приблизиться к Богу. Тем не менее, он знал, что Бог не слушает его, ибо ему еще никогда не удавалось почувствовать это, — Бог никогда не давал ему никаких знамений, хотя он — воистину несчастный человек — изувечил свою жизнь и жизнь стольких людей во имя Его. А если Бога не существует? Если все это — ложь? Иногда он поддавался искушениям дьявола и начинал думать, что его Община уже не верит в мифы и легенды, более того, ничего из того, что им рассказывали с детства, не было правдой.

Но пути назад уже не было. Его судьба была решена давным-давно, и его единственной целью было вернуть Общине погребальный саван Иисуса. Он знал, что Они попытаются воспрепятствовать ему, как делали это уже несколько веков, с тех пор как захватали Священное Полотно. Но когда-нибудь оно будет возвращено законному владельцу, и это сделает он, Аддай.

28

София не смогла скрыть удивления, когда вошла в ложу Д’Алаквы. Он прислал за ней в гостиницу машину, которая и доставила ее в оперный театр. У входа Софию ждал заместитель директора театра. Он проводил ее в ложу Д'Алаквы.

Там уже находились кардинал Визье, доктор Болард и еще трое ученых мужей, которых София сразу же узнала, а также представитель семьи Аньелли с супругой, два банкира и мэр Торриани со своей матерью.

Д'Алаква поднялся ей навстречу и любезно поздоровался с ней, пожав ей при этом руку. Кардинал Визье поприветствовал ее легкой улыбкой.

Д'Алаква усадил Софию рядом с мэром, его матерью и доктором Болардом. Сам Д'Алаква сел рядом с кардиналом.

София чувствовала, что мужчины украдкой поглядывают на нее, в том числе и кардинал, Болард и Д'Алаква. Она осознавала, что выглядит сегодня особенно привлекательно, потому как перед этим тщательно привела себя в порядок.

Во второй половине дня она посетила парикмахерскую и магазин одежды от Армани. На этот раз она купила элегантный брючный костюм красного цвета, редко используемого модельерами. Это был вызывающий, бросающийся в глаза цвет, как заметили Марко и Джузеппе, увидев Софию в этом костюме.

На пиджаке был глубокий вырез, и мэр не мог удержаться, чтобы не бросать взгляды в эту глубину.

Марко удивился тому, что Д'Алаква не приехал за ней лично, а прислал машину. София же поняла, что этим поступком Д'Алаква хотел подчеркнуть, что не испытывает к ней никакого личного интереса, что она — всего лишь одна из приглашенных.

Этот человек воздвигал между ними внушительные барьеры, и, хотя он делал это весьма тонко, оснований для каких-либо сомнений у Софии не было.

В антракте они перешли в персональную комнату Д'Алаквы, где им предложили шампанское и бутерброды. София не притронулась ни к чему, опасаясь испортить макияж.

— Вам нравится опера, доктор Галлони?

Задав этот вопрос, кардинал пристально посмотрел на нее.

— Да, ваше высокопреосвященство. Паваротти сегодня просто великолепен.

— Да, это так, хотя в «Богеме» у него не самая лучшая из его оперных партий.

В комнату вошел Гидо Бономи и начал энергично приветствовать гостей Д'Алаквы.

— София, какая ты красивая! Когда я тебя вижу, меня всегда поражает твоя красота, даже если незадолго до этого мы виделись. Ты мне нравилась, когда была моей студенткой в университете, и ты мне нравишься сейчас. Ты знаешь, выстроилась целая очередь моих друзей, желающих с тобой познакомиться, а еще множество женщин сгорает от ревности, потому как театральные бинокли в руках их мужей были направлены не столько на Паваротти, сколько на тебя. Ты — одна из тех, кто заставляет нервничать других женщин.

София покраснела. Лесть Бономи казалась ей абсолютно неуместной. Он обращался с ней довольно фамильярно, и это ее раздражало. Она посмотрела на него серьезно и сердито, и Бономи понял по зеленым глазам Софии, что она хотела ему сказать.

— Ну ладно, я жду вас на ужин. Ваше высокопреосвященство, доктор Галлони, господин мэр…

Д'Алаква заметил испытываемую Софией неловкость и подошел к ней.

— Такой уж этот Гидо, он всегда таким был. Прекрасный человек, большой специалист по средневековому искусству, а вот как мужчина он, пожалуй, уж слишком энергичен. Не сердитесь на него.

— Я сержусь не на него, а на себя. И задаюсь вопросом, что я, собственно говоря, здесь делаю, в этом не свойственном мне окружении. Если не возражаете, по окончании представления я вернусь в гостиницу.

— Нет, не уезжайте. Останьтесь и простите своего старого профессора за то, что он не нашел другого способа выразить свое восхищение вами.

— Мне жаль, но я все-таки предпочла бы уехать. В общем-то, я не очень настроена пойти на ужин в дом Бономи: я ведь была всего лишь его ученицей, не более того. Мне также не следовало принимать приглашение Бономи посетить оперу, сидеть в вашей ложе, среди приглашенных вами друзей и, без сомнения, тяготить вас своим присутствием. Я чувствую себя здесь не в своей тарелке. Мне жаль, что я доставляю вам неудобства.

— Вы не доставляете мне никаких неудобств, уверяю вас. Звонок возвестил о начале второго акта оперы, и они вернулись в ложу.