— Я возвращаюсь из какого-то кошмара. А у вас как дела?
— Более или менее. Все оказалось труднее, чем я думала, но я не сдаюсь.
— Правильно делаете.
— Вы уже ужинали?
— Нет, но я собираюсь позвонить Марко в его номер. Если он еще не ужинал, скажу ему, чтобы спускался в гостиничный ресторан.
— Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
— Я — нет, но не знаю, что скажет мой шеф. Подождите минуту, я у него выясню.
София возвратилась от стойки дежурного администратора с запиской в руках.
— Он вместе с Джузеппе пошел ужинать к начальнику карабинеров Турина домой.
— Тогда мы поужинаем вдвоем. Я вас приглашаю.
— Нет, это я вас приглашаю.
Они заказали ужин и бутылку «Бароло» и сидели за столом, украдкой разглядывая друг друга.
— София, в истории Плащаницы есть один весьма странный эпизод.
— Только один? Я бы сказала, что все эпизоды ее истории — странные. Ее появление в Эдессе, ее исчезновение из Константинополя…
— Я прочла, что в Эдессе была христианская община. Она основательно укрепила свои позиции и пользовалась большим влиянием в городе. Эмиру Эдессы даже пришлось сражаться с войсками Византии, потому что члены христианской общины не хотели отдавать Священное Полотно.
— Да, это так. В 944 году византийцы вплотную занялись Мандилионом. В то время они вели войну с мусульманами, во власти которых была Эдесса. Император Византии Роман Лекапин хотел захватить Мандилион, как греки называли Плащаницу, поскольку верил, что, владея им, он будет находиться под защитой самого Бога и что Мандилион сделает его непобедимым и будет оберегать его. Император послал войско во главе со своим лучшим полководцем и предложил эмиру Эдессы сделку: если тот отдаст Священное Полотно, войско уйдет, не причинив городу никакого вреда. Кроме того, за Мандилион была обещана щедрая плата, а еще предлагали освободить двести мусульманских пленников. Однако христианская община Эдессы отказалась выдать Мандилион, а эмир, хотя и был мусульманином, все же побаивался магической силы этого полотна, и потому принял решение сражаться. Победили византийцы, и Мандилион был доставлен в Константинополь 16 августа 944 года. В Православной церкви хранят память об этом дне. В архивах Ватикана находится текст проповеди архидьякона Григория по случаю прибытия Священного Полотна. Император приказал хранить Мандилион в церкви святой Марии, где каждую пятницу он выставлялся перед верующими для поклонения. Потом он исчез и снова появился уже во Франции в XIV веке.
— Его увезли тамплиеры? Некоторые авторы утверждают, что именно у них некоторое время находилась Плащаница.
— Это трудно установить. Тамплиерам приписывают очень многие деяния, их выставляют этакими суперменами, способными на что угодно. Возможно, Плащаница действительно находилась у них, а может, и нет. Крестоносцы сеяли смерть и хаос везде, где они проходили. Возможно, Балдуин де Куртенэ, которому выпало стать императором Константинополя, отдал Плащаницу в залог, и она исчезла.
— Он мог отдать Плащаницу в залог?
— Это одно из предположений. У него не было денег на содержание своей империи, а потому он попрошайничал у королей и прочих правителей Европы и продавал им разные святыни, привезенные крестоносцами из Святой Земли. Он продавал святыни и своему дяде — королю Франции Людовику Святому. Возможно, что тамплиеры, которые были в ту эпоху своего рода банкирами, а также занимались приобретением святынь, выкупили у Балдуина Священное Полотно. Хотя на этот счет нет никакого подтверждающего документа.
— Мне все-таки кажется, что оно оказалось в руках Тамплиеров.
— Почему?
— Не знаю, но вы ведь сами упомянули о такой возможности. Скорее всего, они и перевезли его во Францию — ведь там оно объявилось.
Две женщины разговаривали довольно долго: Анна высказывала различные предположения относительно тамплиеров, София так и сыпала историческими фактами и датами.
Марко и Джузеппе столкнулись с ними, идя к лифту.
— Что ты тут делаешь? — спросил Джузеппе.
— Я ужинала с Анной, и мы прекрасно провели время.
Марко и бровью не повел, он лишь очень вежливо поздоровался с Анной и попросил Софию и Джузеппе составить ему компанию и выпить по последнему стаканчику в гостиничном баре.
— Что случилось?
— Да этот Бономи все испортил. Начал разглагольствовать о том, какая я красивая, в результате меня почти оскорбил. Я почувствовала себя очень неловко и, когда опера закончилась, ушла. Видишь ли, Марко, я больше не хочу находиться там, где чувствую себя не на своем месте, не хочу общаться с этими людьми, не хочу чувствовать себя униженной.
— А Д'Алаква?
— Он вел себя как джентльмен, да и кардинал Визье тоже, к моему удивлению. Ладно, давай оставим их в покое.
— Посмотрим. Мне не хотелось бы отказываться ни от одного направления в расследовании, каким бы бесперспективным оно ни казалось. И я этого не стану делать.
София знала, что он действительно не станет от этого отказываться.
Сидя на краю кровати — все остальное пространство комнаты было завалено бумагами, записями, книгами, — Анна Хименес размышляла о своем разговоре с Софией.