Тайна святых

Иуда погиб оттого, что был владетелем денежного ящика. Его, озаренного светом Христа избранника, победило мерцание серебряников. Марфа, любившая Христа, не могла не упрекнуть Марию, праздно сидящую у ног Спасителя. Ревность к делу вложило в ее сердце недовольство сестрой. Что станет с церковью, когда в нее нахлынет масса людей, сердцу которых дороги дела земные. Не забудем, что церковь — организм, тело, члены которого кровно связаны друг с другом. Множество марф, не обладающих истинными чувствами евангельской Марфы, — как они сильно воздействуют на душу любящей Христа Марии — станут увлекать ее все глубже и глубже в заботы житейские. И как они все нападут на марий, с упреками за непрактичность — будут бесконечно утомлять их. И какое широкое поприще для маленьких иуд.

“Откровение св. Иоанна” пророчествует ясно: зверь — материалистическое состояние — овладеет всеми народами и победит святых. Ничто так не разъединяет людей внутренне, как материалистические интересы. Труднее всего станет в Христовом обществе хранить мир между братьями.

Что же тогда произойдет? Христос приходящему к алтарю для жертвы (т. е. по-христиански для евхаристии) говорит, чтобы он прежде примирился с братьями. Св. Иоанн Златоуст именно здесь видит сосредоточие всего христианского делания: “Ты видишь, — говорит он, — что Христос не упомянул ни о какой другой заповеди, кроме примирения с братьями, выражая, что это важнее всего. “Для мира с братом твоим принесена Сыном Божиим жертва. Если ты не заключаешь мира с братом, то напрасно участвуешь в этой жертве, бесполезным для тебя становится это благо. И если бы имел ты бесчисленное множество праведных дел, все будет тщетно”.

Благодушным людям, которые плохо разумеют, что церковь есть организм, я кровь которого любовь братий, всегда казалось и кажется, что церковь крепка, ибо она великолепно организована иерархическим порядком, что она высока своим благочестием и красотой необыкновенно развившихся храмовых песнопений и великой церемонией своих служб, богатством богословских сочинений.

Однако, диавола нисколько не пугает благочестие: его верные слуги в церкви истые ревнители благочестия; благочестием и законническим порядком ему легче всего обмануть малых сих. Не примиренность братий — вот что дает злому духу силу и возможность парализовать жизнь церкви.

Страшен внутренний облик церкви, застывшей в младенческом состоянии. В этой церкви как бы безвозвратно утеряно, сделалось ничего не значащим словом, понятие о церкви великой благодати. Никто не представляет себе, просто даже в голову не приходит, что такое одно сердце и одна душа у всех.

Не только забыта жизнь апостольского века, но кажется даже, что строй церкви был тогда такой же, как и теперь*. Великое свидетельство: “не я живу, а живет во мне Христос" — необходимое сознание для каждого христианина — сделалось мертвым изречением. Члены этой церкви не только не мужи, не только не юноши, не отроки, но даже не дети, а сугубо младенцы.

* “Иерархия была всегда” — горделиво утверждают учителя мертвой догматики.

В конце четвертого века св. Иоанн Златоуст, говоря о духовных дарах, о которых не только знали, но которые имели все крещеные первого века, горестно утверждает: “Это предмет давно неизвестный. Неизвестный, т. е. такой, какой был, но теперь не бывает. И не бывает оттого, что охладела любовь”.

И как бы чувствуя надвигающуюся тьму, Златоуст восклицает: “Итак, всё погибло и пропало”.

То состояние, которое членам церкви мужественного ее периода кажется безнадежным, конечно, не таково в действительности, ибо жив Господь наш Иисус Христос, Глава основанного Им нового Общества на земле. Он знает, как поддержать погибающую Свою церковь.

Кто потерял мужественность; кто не способен держаться даже, как юноша, и даже как отрок, тому, чтобы не погибнуть, необходима мать. Мать не для рождения духовных, в каком смысле сама церковь (т. е. общество любящих друг друга) называлась матерью, а ради пестования еще несмысленных младенцев.

К людям на помощь спешит, доселе как бы безмолвствовавший, первый член церкви, чтобы, как старшая сестра, заменить церковь-мать, впавшую на земле в тяжелое расслабление и чтобы любовью своей стать всем для всех.

Та, которая прошла свой чудесный земной путь столь незаметно, что как бы ее и не было, снова возвращается на землю и снова без слов без великих откровений и пророчеств, а только с лаской Матери когда-то носившей на лоне Своем Спасителя мира.

К людям, продолжающим распинать Ее Сына, Она приходит без тени упрека и не для того, чтобы кого-нибудь наставлять, даже не для того, чтобы просить, звать, а только чтобы давать, давать с безграничной, с неизъяснимой снисходительностью; и все, что просят и не разбирая, кто просит. Как в земной жизни говорили про Нее, что Она никогда никем не гнушалась, но всех старалась отличить и всем оказать внимание, такой пришла в церковь — с той, впрочем разницей, что теперь всякий может достичь Ее.