Какой великий надлом в сердце испытал св. Савва Сербский, давно отрешившийся от мира на Афоне, но по воле Божией возвратившийся в родную Сербию, чтобы жить и участвовать в народно-государственном бытии в качестве архиепископа.
Св. Сергий Радонежский, св. Антоний Великий, св. Антоний Печерский, как бы навсегда избравшие уединенную жизнь, вдали от суеты, снова были окружены людьми, и как далеко ни удалялся св. Антоний Великий, везде настигали его духовно жаждущие люди, спешившие (конечно, по воле Божией) к Нему, чтобы просветиться от свидетеля верного.
Итак, подвиги христианские вовсе не есть основа святости, как это предполагается в помраченном сознании церкви душевно-подобной. Святые творят их вовсе не для того, чтобы приблизиться к Богу, ибо призванные к верному свидетельству всегда близки Богу.
Не в подвигах и не в делах, хотя бы самых благочестивых, искупленные из людей, находят свое призвание. Призвание их творить волю Агнца Христа. Они как бы всегда слышат внутри себя зов Господа Иисуса: “Ты иди за мной”. Поэтому они не дорожат великой пользой дел. Их сердечное внимание обращено внутрь себя, чтобы, как-нибудь не увлечься делом, хотя бы и им порученным и заглушить не расслышать голоса Духа Святого, зовущего к иному служению.
Никто не знает сроков свершения. И они не знают, куда завтра поведет их Дух Святой, как не знали ученики Христа, куда завтра последует их учитель: на ту ли сторону озера Генисаретского, на Фаворскую ли гору, или на распятие.
Как далеко это от земного строительства! Творцу царства мира сего невозможно понять и принять состояние духа, участвующих в деле Агнца. Что может быть бессмысленнее и мучительнее на земле — бросить неоконченным дело, прервать начатый успешно труд, не совершить подвига, к которому рвется душа, не использовать до конца могучих сил. Какой страшный соблазн для маловерных смерть в цвете лет гениальных людей на земле. Ибо творцы мира сего, увлеченные строительством видимого царства земного, думают только об успехах этого царства.
Неизъяснима сила святых: горы передвигать, мертвых воскрешать, всех исцелить, всех нечестивых мгновенно победить.
Однако, эта сила остается почти неиспользованной. Она живет в святом, но исполнение ее уничтожается состоянием распятия. Ибо свидетель верный в церкви с охлажденной любовью, т. е. послеапостольской, соучаствует в деле Христа распятого.
На всех делах святых как бы лежит какая то помеха; если для ясности прибегнуть к образу, можно сказать так: не на быстрых автомобилях и не на летящих, скорее птицы, аэропланах совершаются дела Божии в церкви, убежавшей в пустыню, а с тяжелой ношей за плечами, пешком, сверх сил, как бы с тяжелыми железными цепями на ногах.
Подвижничество, как и всякое дело на земле, не имеющее в основе чистой любви, подчиняется закону искаженной первородным грехом телесной природности, поражено язвой материалистичности. И этот яд может отравить подвижника. Каким образом? Дело, совершаемое человеком, какого бы труда оно ни требовало, даже самого мучительного (пример Нилуса, сидящего на острых гвоздях) содержит в себе некоторую инерцию. Оно овладевает сознанием человека, увлекает собою и заставляет забывать обо всем, кроме себя (т. е. противостоит любви). И тогда является соревнование, чувство своего превосходства.
Что это бывает с подвижниками — явствует из жития Макария Великого и Антония Великого. Если указано в житии великих, то значит, было как то свойственно и всем. И только непреодолимая благодать, защищающая святых, не дает развиться до конца столь пагубному состоянию.
О помысле превозношения у Макария великого мы говорили, когда рассказывали о двух женщинах, указанных Ему Господом, более ближних Христу, чем он. Антоний же стал помышлять о своем славном старшинстве, когда удалился во внутреннюю пустыню после семидесяти лет подвижничества. Тогда был к нему голос Духа Святого, открывший Антонию, что есть подвижник еще более старший годами. Св. Антоний пошел искать его и, действительно, встретил св. Павла Фивейского, девяносто лет подвизавшегося в пустыне. Встреча эта отрезвила св. Антония, он покаялся и с тех пор никогда не превозносился. Заметим здесь, кстати, что по нашему определению подвижничества как проповеди, внушенной Духом святым на пользу ближним, кажется непонятным смысл подвижничества Павла Фивейского, которого никто не видел, кроме св. Антония. Но дело св. Антония — основание монашества — было столь важно, так необходима была чистота покаяния Антония, что отрезвление его от превозношения было поручено Господом св. Павлу Фивейскому, который и подвизался столь долго только ради пользы св. Антония. Конечно, и для свидетельства на 6удущие времена, что нет причин никакому подвижнику считать себя превосходнее других, ибо Господь всегда может открыть еще более превосходнейшего.