Тайна Тамплиеров

Комнаты, предложенные приезжим, оказались рядом, через стену друг от друга, что, несомненно, устроило дворянина. Он заказал ужин в номер и запер дверь за удалившимся трактирщиком. Покрыв, неспешным шагом, расстояние от двери до окна, барон выглянул наружу. С высоты второго этажа, его взору открылся тихий квадратный двор, зажатый утлыми постройками. В средине, устланного сеном и конским навозом дворика, высочил, словно дивный храм, старый колодец, окруженный двумя ярусами стертых ступеней, над прохудившейся крышею коего красовалась, позеленевшая от времени и влаги, бронзовая фигурка застывшего в прыжке лиса. Две колонны из грубого камня, поддерживавших кровлю, украшали кованые листья клевера, сочетающиеся поржавевшим узором с кривой ручкой, при помощи которой извлекалось деревянное ведро из поросшего мхом, влажного, черного жерла. Сия дивная конструкция, расположенная с геометрической точностью посредине булыжниковой поверхности площади двора, несомненно, служила украшением сего мрачного уголка, застроенного ветхими конюшнями и сараями, ещё со времен восстания Этьена Марселя.

Но, внимание барона, прежде всего, привлекли не прелести старого двора, а покатая черепичная кровля, расположенная прямо под рядом ставень второго этажа, и позволявшая, из его номера, пробраться к любому из окон гостиницы, а также на крыши соседних зданий, что являлось бесспорным достоинством сего дряхлого строения, и было необходимым на случай бегства и прочих непредвиденных обстоятельств. Оставшись вполне удовлетворенным увиденным, д’Эстерне обернулся к капеллану, с угрозой вымолвив:

– Хочу предупредить – бегство не избавит вас от моего общества, а лишь разозлит меня, что повлечет неблагоприятные для вас последствия, святой отец.

****

Ранним утром, проснувшись на узкой крестьянской кровати, под сводами исполосованного почерневшими балками потолка «Зеленого лиса, барон первым делом проверил на месте ли пистолет, ночью, неизменно находящийся на расстоянии вытянутой руки. Нащупав, под кроватью, прохладную, хорошо знакомую рукоятку, он расслабленно потянулся, прикрыв глаза. В дверь, едва слышно, постучали.

– Кто?

Насторожившись, крикнул барон, схватившись за оружие.

– Вас ожидают внизу.

Негромко прозвучал ответ, из-за двери. Послышались шаги удаляющегося трактирного слуги. Д’Эстерне неспешно оделся и, вооружившись, выбрался на крышу за окном. Спустившись во двор, по одной из массивных каменных колон, поддерживавших черепичный настил, он приоткрыл дверь, что находилась под навесом, и вела в обеденный зал. Его взор, невидимый для немногочисленных в столь ранний час посетителей, скользнул по рядам столов, где трапезничали беззаботные горожане. Узрев в углу трактира мужчину в темно-зеленом колете, на лице барона заиграла едва заметная улыбка. Он спрятал за пояс пистолет, прикрыл его плащом и направился к томимому ожиданием незнакомцу.

– Вы как всегда точны, Лаоль. Мне приятно иметь с вами дело.

Приблизившись тихой поступью, промолвил дворянин.

Невысокий, худощавый Готье Лаоль, во внешности которого не было ничего примечательного, кроме, пожалуй, клейма, оставленного венецианским палачом, на его плече, что, впрочем, не доставляло неудобств, так как было скрыто под грубым сукном колета, являлся не просто человеком, давно служившим барону, он был его другом. Этот тридцати семи летний сын мелкого буржуа из Берри, был наделен даром, который, как отмечают философы, столь редко встречается у мужчин и как утверждают мизогины, напрочь отсутствует у женщин – Лаоль умел дружить. Столь беззаветно преданные люди как добряк Готье, становятся, для тех, кто не полениться их разглядеть, непросто приспешниками, они превращаются в наперсников. Впрочем, определение «добряк», можно употребить в отношении сего жестокого беррийца, лишь с весомыми оговорками. Лаоль был беспощаден, коварен и хитер со всеми, кроме тех, кого считал друзьями. Именно к последним, сим, весьма, немногочисленным персонам, в первую очередь, следовало бы отнести господина барона.

Берриец кивком поприветствовал дворянина. Встретившиеся ещё некоторое время молчали, разглядывая друг друга так, будто расстались два столетия назад, не надеясь более увидеться, на сей грешной земле. Наконец д’Эстерне улыбнувшись, произнес:

– Есть ли у вас ещё какие-нибудь скверные новости кроме тех, что мне сообщил приор Ленуарель, вчерашним вечером?

Лаоль покачал головой.

– Вряд ли я сумею удивить вас, сообщив о том, что господина д’Эстерне, которому вы нанесли удар шпагой в Шампани, после чего сочли возможным взять его имя, поставили на ноги и привезли в Париж, а вас разыскивают все, начиная от ищеек Ришелье и заканчивая болванами из Шатле, людьми парижского прево. Не берусь судить, можно ли это считать дурными новостями в сравнении с тем, что вам сообщили в аббатстве Сен-Антуан, но могу с уверенность заявить, что под именем барона д’Эстерне, вам более оставаться невозможно.

– У вас есть иные предложения?

Лаоль поправил, грубой мужицкой ладонью, прядь белокурых волос, стянутых шелковой лентой на затылке и самодовольно, промолвил: