Тайна Тамплиеров

За спиной церковь Святой Эвелины перекликалась с колоколами, изливающиеся набатом, доносившимся слева, со стороны, где за старой церквушкой Сен-Жермен, возвышался ажурный шпиль восхитительной Сен-Шапель, высочившей над часовней Сен-Мишель. Справа, на фоне величественного Нотр-Дам де Пари, маячили кресты церквушек Сент-Женевьев и Сент-Кристоф, чуть поодаль, ближе к Сене – виднелась колоколенка Сен-Ландри, зазвучали Сен-Дени-дю-Па и Сен-Пьро-о-Беф, под сей сладостный звон, шевалье и добрался до моста Нотр-Дам.

Переправившись на правый берег, он влился в людской поток улицы Сен-Мартен. Великолепие и помпезность зданий, размах площадей, величие соборов оказало на анжуйца впечатление прямо противоположное тому, что он испытал в Сен-Марсельском предместье. Луи, на мгновенье стушевался, потеряв прежнюю уверенность, но стряхнув с себя обольстительность прекрасного города, надвинув на глаза шляпу, он сжал повод и пришпорил коня. Остановившись возле церкви Сен-Жак-ла-Бушери, залюбовавшись её белой колокольней, он справился у оказавшегося поблизости мещанина как проехать во дворец Пале-Кардиналь, чем вызвал неодобрительный ропот окружавших его горожан. Прохожие, кто с опаской, а кто с ненавистью подозрительно оглядели измученного путника, но, не рискнув отказать в любезности человеку со шпагой, указали незнакомцу в сторону кладбища «Невинно убиенных младенцев».

Оказавшись возле стен кладбища, де Ро испытал, пожалуй, самое сильное потрясение, за время столь рискованных, а порой смертельно опасных приключений. Перед ним разверзся, встал на пути, безжалостный, неукротимый и нечестивый Шампо. Огромной неистовой волной накрыла его помойка, являвшаяся центральным рынком, завладевающая душами алчущих наживы мирян, заманивая и затаскивая простаковатых филистеров в царство жирной жижи, переливающейся золотым блеском слизи и смрада, накрывая всё и всех мрачным зловонным балдахином низости, порока и греха, откуда единственный выход – пекло. Многочисленная толпа, кого пьянит звон пистолей и экю в чужих кошельках, кто чтит лишь Бельфегора¹, подобно мутным водам, выступающим из берегов, вздымалась вдоль стен.

Людской поток захлестнул вместе с конем, неосмотрительно въехавшего в проулок всадника. Что-то выкрикивающие торговцы, давшие волю зубоскальству и озорству, возникающим из-за пустячных ссор, закружили молодого шевалье разом с рысаком, тесня и подталкивая меж рядов телег, карет и повозок, расталкивая и опрокидывая незадачливых зевак, праздно шатающихся по торговым рядам вблизи рынка, извергая из своих пропитанных желчью сквернословия недр, бранные нечистоты. Де Ро отбросив благодушие и урезонив мятежность, словно скифский катафрактарий², на исполинском коне, проявил решительность и безоглядную храбрость, выхватив шпагу, несколькими точными ударами поверг в бегство, ошалевших от пляски золотых тельцов, барыг. Его скуластое лицо, покрытое потом и припавшее пылью дорог, искривила гримаса неистовой ненависти, глаз задергался. Луи похлопал по холке взволнованного жеребца, сим миролюбивым жестом успокаивая не только верного друга, но и намереваясь совладать с собой, прилагая немалые усилия, чтобы направить всколыхнувшиеся эмоции в русло снисходительности и благочестия.

Умерив пыл, анжуец выехал на Сент-Оноре, одну из главных артерий столицы, что пролегла с востока на запад, улицу, где располагался кардинальский дворец, а людской поток, после Шампо, казался безобидным ручейком. Таким образом, последний отрезок пути увенчался приятнейшей прогулкой, которая, впрочем, вскоре закончилась у ворот Пале-Кардиналь.

Невзирая на все случившиеся с шевалье злоключения, он был раздавлен величием Парижа. Но дворец, в котором располагалась резиденция Ришелье, просто ошеломил его. Луи даже не обратил внимания на башни Лувра, возвышавшиеся за спиной. Он спешился, снял шляпу, с восхищением разглядывая архитектурный шедевр, когда услышал недоброжелательный окрик.

– Эй, деревенщина, куда тебя занесло? ! Не видишь куда прешь? !

Столь дерзкое обращение, сопровождаемое смехом, всё же заставило де Ро отвлечься, оторвав взор от великолепия фасада. На крыльце Пале-Кардиналь, в десяти туазах от распахнутых ворот, где остановился анжуец, он заметил трех гвардейцев кардинала, с насмешкой наблюдавших за провинциальным невежей. Их алые плащи, с вышитыми золотом крестами, сверкали на солнце. Пышные, кроваво-красные плюмажи, красовавшиеся на черных шляпах, поддавшиеся трепету от легкого ветерка, были просто восхитительны, а высокие ботфорты, поблескивающие пряжками и шпорами, изумляли лоском кожи и изящностью покроя. Это были, казалось, не люди, а полубоги в великолепии и богатстве своих роскошных одеяний.

Луи не выдав и тени восторга, наполнившего его душу, собрав в кулак все силы, с фальшивой непринужденностью ответил:

– Очевидно, господа гвардейцы поставлены здесь для насмешек над добрыми людьми, которые проскакали пол-Франции, чтобы сообщить Его Преосвященству известия государственной важности.