– Что, Хоакин, жарко сегодня? Ничего, с моря ветер, к вечеру наверняка будет дождь. Хоакин небрежно избавился от короткой шпаги и пистолета, торчащего за поясом, сложив всё это на скамью, взволнованно провозгласив:
– Тебе известно, что «Кастильский бык» в Барселоне?!
Вмиг улыбка исчезла с лица хозяина дома, исказив черты, седобородого каталонца, тревогой.
– Как?! Дон Карлос?! Этот цепной пёс Оливареса?! Какого черта?!
Гость, вытянув шею, заглянул в стоявшие на столе керамические чашки, и, не обнаружив в них ни капли живительной влаги, налил из бутылки вина.
– Мне более ничего не известно. Он, как обычно, словно шторм с моря, никто не ожидал.
– Да и черт с ним! Пусть хоть сам дьявол! Это уже ничего не изменит!
Хоакин с непониманием уставился на Лаэрта. Дон Педро закивал головой, поглаживая окладистую бороду.
– Мне доставили послание из Франции, от кардинала де Ришелье. Я, в свою очередь, уже переправил его французскому послу, графу де Барро, от него немало зависит. Лишь с помощью Франции, мы, наши арагонские друзья и союзники баски, сможем привести в действие этот механизм. Вот тогда-то и вспыхнет мятеж. Мы подымем Каталонию и покажем Оливаресу, проклятым кастильцам, кто есть кто!
****
По кривой брусчатке Епископской улицы, что ведет к Пласа де Сан Жауме, не торопливо, лязгая оружием, тянулась колонна всадников. Впереди, на вороном андалусском скакуне, невероятной красоты, гарцевал мужчина лет тридцати пяти. Его продолговатое, смуглое лицо с аккуратной бородкой и закрученными вверх тонкими усами, излучало уверенность и пренебрежение ко всему, чего касался высокомерный взгляд сего блистательного сеньора. Длинные, черные волосы кабальеро2
, были гладко зачесаны назад и заплетены в косу. В ухе сверкала золотая серьга, перекликаясь своим сиянием с неистовым блеском безжалостных карих глаз кастильца. Черный бархатный камзол, на котором красовался, играя на солнце, алый крест ордена Калатравы, был перетянут в талии красно-белым шарфом с пышным бантом на боку. Длинная эспада3, с изящным эфесом, мерно стучала по крупу жеребца, при каждом шаге вороного.Вне всяких сомнений, представший пред нами, в лучах каталонского солнца, сей блистательный сеньор, осчастлививший Барселону своим появлением, был никто иной, как дон Карлос Эстебан Мария дель Уртадес, граф де Авила, баловень судьбы, верный и беспощадный слуга испанской короны, а также одна из лучших шпаг Кастилии. По обе стороны от него, покачиваясь в седлах, следовали два бравых капрала кастильской гвардии, облаченные в темно-фиолетовые, с красными крестами, плащи – «а-ля казак»4
, надетых поверх кирас. Их доблестный, грозный вид придавал ещё большей пышности и значимости мадридскому вельможе, чья неспешность и высокомерие, порожденные уверенностью в себе, проявлялось даже в сущих мелочах – поворотах головы, умении держаться в седле, взглядах и гримасах.Колонна из двух десятков всадников повернула за угол и уперлась в массивные черные ворота с множеством стальных, выпуклых заклепок. В то время когда за воротами послышалась суета и возгласы привратников, заметивших дорогого гостя, Уртадес, отдал команду одному из капралов. После чего тот, подав знак, увел за собой, в сторону порта, половину отряда. Послышался скрежет и скрип, когда ворота, медленно, казалось с неохотой, лишь подчеркивавшей их тяжесть, разверзлись, позволив кавалькаде проследовать в проем.
Как только, посреди будоражащего великолепием двора, дон Карлос, успел соскочить с коня, навстречу ему, с распростертыми объятиями и лучезарной улыбкой, вышел наместник короля Испании, дон Сезар Санчес Ореола Орхес, маркиз де Мандрагон. Тучный, рыхлый, с одутловатым лицом и потными ладонями, человек, прибывающий в вечном страхе и чрезмерной подозрительности. Маркиз не ожидал ничего доброго от столь неожиданных визитов кого бы то ни было, тем более от внезапного появления фаворита грозного Оливареса, которого ужасно боялся, и быть может от этого, питал к нему, тщательно скрываемую, неприязнь.
Граф брезгливо отстранился от навяжчивых приветствий Мандрагона, но тот все же вцепился в дона Карлоса, взяв его под руку. Прогуливаясь, словно добрые друзья, по аллее, ведущей к дому наместника, дон Сезар изливал всевозможные комплименты и заверения, в том, что нет для него большей чести и наслаждения, как принимать у себя кастильских дворян, но это ничто, по сравнению с тем, когда к нему приезжает разлюбезный дон Карлос.
Уртадес как никто другой знал о неискренности лукавого Мандрагона, а также не сомневался в его коварстве и хитрости, поэтому, едва уловимо морщась, пропускал всё сказанное льстивым вельможей мимо ушей.
– Милый мой дон Карлос, вот и вновь наступил тот сладостный миг, когда я смогу насладиться обществом столь образованного и доброго сеньора коим, несомненно, являетесь вы.
– Маркиз, пусть накормят моих людей и лошадей. Мы останемся у вас на ночлег.
Прервал лепет наместника суровый граф.