Зато на следующий день, по еще одному случайному стечению обстоятельств, разбойникам удалось захватить целых два обоза с чрезвычайно странной аппаратурой. Речь шла о черных предметах вытянутой формы, напоминающих ящики с несколькими рычажками непонятного назначения. Разбойники распространили добычу по всему Оплоту, так что почти в каждой деревне оказалось хотя бы по паре аппаратов. Жителям объяснили, что назначение предметов пока не выяснено, зато точно известно, что это новейшая разработка настрийских технологов, и аппараты, весьма популярные среди настрийцев, несомненно, представляют немалую ценность. Так что людям остается просто поставить их где-нибудь в углу и подождать, пока местные специалисты разберутся, как правильно использовать «черные ящики».
Стоит ли уточнять, что аппараты были переданы жителям Оплота во включенном состоянии, настроенные на нужную волну, на которой ничего не передавалось… до поры до времени.
Глава 16
Время шло, и предсказуемо наступил момент, когда его величество Пабло Второй, предчувствуя, что времени у него осталось совсем немного, сделал важное для страны объявление. Герольды призвали горожан собраться на центральной площади Иллойи в назначенный час. Пабло Второй, опираясь на руку верного слуги, вышел на балкон. И тогда, в присутствии многочисленных свидетелей, он признал шестнадцатилетнего темноволосого юношу своим сыном и законным наследником.
Народ, безусловно, был удивлен, однако реакция оказалась не настолько бурной, как можно было ожидать. Бунта ничто не предвещало. Быть может, потому, что несколько потенциальных зачинщиков оного были заблаговременно изолированы от общества стараниями лорда Ричарда Мэдисона?
Теперь, когда принцу не надо было более скрываться, он переехал во дворец. Особняк стал фактически не нужен. Я возвратилась во дворец Сэнда. Здесь же гостил теперь и Эдвин. Ричард жил у себя, но часто посещал друга, и мы неоднократно собирались таким составом, чтобы обсудить результаты, которых удалось добиться, и разработать план дальнейших действий. На этих совещаниях, иногда запланированных, а иногда и не очень, обычно присутствовал также Джой. Еще пара-тройка участников присоединялись от случая к случаю.
Но сейчас я находилась не во дворце, а в помещении совсем иного рода. Очень странном помещении. В просторной комнате почти не было мебели. Лишь голые стены, длинный стол и два стула в центре, осветительные приборы да кое-какая аппаратура. В данный момент я сидела за столом и рассматривала трубку, слегка напоминающую стетоскоп, в которую мне предстояло говорить.
Это было очень странное ощущение. Конечно, я привыкла выступать перед публикой, но в тех случаях я всегда эту самую публику видела. Я могла ловить ее настроение, отмечать взгляды, вздохи, смешки, чувствовать, получают ли люди удовольствие или же им становится скучновато. Теперь же передо мной не было никого, не считая двух работников эхолиний, мужчины и женщины, оба из которых обладали светлыми волосами, да Сэнда, оставшегося стоять у стены возле входа.
А мне предстояло говорить, обращаясь, по сути, к населению целой страны — Темного Оплота. И говорить о чрезвычайно важных вещах. Таких важных, о каких я никогда еще не говорила публично. И сказать все надо было правильно. Не так, как хотел бы Брайан. И даже, возможно, не совсем так, как хотел бы Сэнд. А именно —
Работница эхолиний энергично кивнула, давая мне знак приготовиться. Я вновь посмотрела на трубку. До чего же странно. В передачах, транслируемых на Настрию, я еще не участвовала. Мы решили повременить с этим планом, в частности, опасаясь, что информация просочится в Оплот и дойдет до Брайана. А это могло таить угрозу как для меня лично, так и для проекта с использованием эхолиний в Оплоте. Проекта, к реализации которого мы приступали непосредственно сейчас.
Странно и даже по-своему страшно. Но отступать поздно, да и не хочу я отступать. Повторный кивок светловолосой девушки. И я начинаю говорить:
Слова стихотворной сказки, неоднократно исполнявшейся мною почти во всех частях Темного Оплота, отскакивали от зубов, и мне даже не требовалось прибегать к особым свойствам своей памяти. Присутствующие, вне всяких сомнений, не ожидали такого начала политической речи, однако вмешаться было уже нельзя.
— Дамы и господа, как вы, наверное, уже поняли, сегодня с вами Элайна Кенборт, — перешла на прозу я.
Я действительно не могла ни видеть, ни слышать свою аудиторию. Но мне показалось, будто я почувствовала, почти на физическом уровне, как десятки семей замерли у своих приемников.