— Бгуно как сквозь землю пговалился, а чегез день испагилась и его секгетарша из Амстегдамского офиса. Полиция на ушах. Высокопоставленные дгузья из пгавящей пагтии на ушах. Акции падают. Надо допгосить этого гусского садиста, откуда он знает пго установку?!
— Вы же сами в пещере проболтались! — почти искренне возмутился Кучин.
— Ингрид, — прошептал Кнут, следя за движениями напарника, как цапля за лягушкой.
— Это гусские! Теперь я точно понял, это КГБ похитило Бгуно и выпытало у него все пго установку! — рука Курта брезгливо отшвырнула антенну прочь, неумолимо скользнула за пазуху и вернулась с заточенным костылем.
Ингрид, — еще тише прошептал Кнут.
— Считаю до трех… — начал Курт Йоханнсон, но не досчитал и до одного.
Потому что на него кошкой бросился Кнут и раскоряченными пальцами вцепился в горло. Хрипы и сопение двоих горных егерей смешались в бескислородный коктейль. Единственное, что дальше шведы сделали дружно, это грохнулись на каменный пол и покатились. Над борцами взвились клочья ваты из курток «Cocon». Это не был поединок суперменов, это была схватка двух обезумевших зверей.[91]
И здесь Илья приметил, как Кортес проворно сунул руку в сапог, выдернул ее, уже сжимающую какой-то пластиковый прямоугольник. И опустил с шулерской ловкостью этот прямоугольник в стоящий за спиной на полке горшок. Так вот для чего он стравил шведов.
Студеный сквозняк взъерошил воротник пальто латиноса. Студеный сквозняк заметался по залу подобно испуганной, попавшей в западню твари. Попытался спрятаться в очаге, но только взвил бакенбарды пепла и запутался в бахроме огня.
Из кучи-малы раздался отчаянный визг. Это Курт пропорол костылем Кнуту бедро до кости. Ледяная сталь пронзила эпидермис, рассекла мышечную ткань и сняла стружку с накостницы. Потом из свалки же хлопнул приглушенный пистолетный выстрел. Это Кнут завладел пистолетом и всадил Курту пулю в кадык. Пуля пробила натянутую кожу, превратила хрящи и мышцы в кашу и застряла в шейном позвонке посреди взбитого в гоголь-моголь спинного мозга.
Весь в клубах пара Кнут встал на ноги, и вид его был страшен. Глаза пылали бешенным огнем. Чело, будто в родинках, в мелких бисеринках мгновенно примерзшей крови. Щека расцарапана, а из распахнутой штанины хлещет кровь, только уже своя.
— Жначит, Бруно ишчеж? — спрятав слепую ярость внутрь, спросил Кнут Кортеса, исподлобья буравя взглядом и качелей раскачивая руку, сжимающую пистолет, будто решая, в какую сторону ствол повернуть. Каждое слово он выговаривал предельно отчетливо и оставлял между словами большие промежутки, чтоб подкопить кислорода.
— Если он жив, он обязательно объявится, — презрительно процедил Кортес, — Если он мертв, ты подчиняешься мне, — Кортес для пущей убедительности нацелил излучатель на оставшегося в живых шведа. Индеец не боялся глупой смерти, ведь к нему благоволили боги. И еще он с великой радостью раздавил бы шведа, как червяка. Но не время. Швед должен до конца исполнить роль, которую ему продиктуют покровительствующие Кортесу боги.
— Ешли он жив, он обяжательно объявитшя, — будто урок, медленно и как бы сквозь сон повторил Кнут, — Ешли он мертв, рушшкий тоже должен умереть, — поднявшееся дуло пистолета стало лениво, но неотвратимо искать опору на лбу Ильи.
— Я здесь не один. На подходе особая добровольческая рота скалолазов имени Семена Тянь-Шаньского. Я им на привалах у костра песни под баян наяривал. За меня они базальт готовы грызть! — кажись, Кучин здесь засиделся. Давно пора было идти на прорыв. Нет, прямолинейно рваться к двери не наш метод. Предпочтительней тройное сальто, и мегатонник в одном из темных коридоров. Успеет латинос отреагировать? Судя по замашкам, успеет с вероятностью пятьдесят на пятьдесят.
— Рушшкие идут? Гм, «Рушшкие идут» — где-то я уже это шлыхал. Ну и что?
— Разве вам на всякий случай не нужен заложник?
— Мы наберем шебе любых жаложников школько угодно, — кровь умаялась хлестать ручьем. Или егерь ведал какой-то способ останавливать ее усилием воли?
— Но я — не «любой» заложник. Я — очень хороший заложник. Умею штопать, собирать съедобные коренья, играть на баяне… Поверьте, я не буду вам обузой. — Илья приготовился. Сейчас указательный палец шведа двинется назад. Илья переместил вес на правую толчковую ногу…
— Прекратить! — прошипел Кортес и снова навел излучатель на шведа, — Русский останется жить. Без вариантов. — Индеец буквально предвкушал, с каким ликованием он отнимет жизнь у шведа. Но этот час еще не настал. Индеец смертельно завидовал любви бледнолицего к оставшейся на другом краю континента женщине.
— Почему? — не отвел от Кучинского лба пистолет Кнут.
Кучин видел даже то, как пульсирует жилка на указательном пальце шведа. Пришла пора «нетопыря»? Сейчас или никогда?
— Хотя бы потому, что помог Угху слепить обувь. Я умею быть благодарным.
Тогда Кнут медленно, будто получая от этого удовольствие, перевел ствол с Ильи на латиноса:
— Ты отпуштил живым непальша. Теперь ты хочешь оштавить живым рушшкого. Ты играешь в подлую индейшкую игру. И я не жнаю правил.