Два коротких слова с тремя восклицательными знаками явно были написаны совсем недавно. Они были крупнее остальных, и синие чернила, особенно если глядеть под углом к настольной лампе, сохраняли свежий блеск. Валентина Ипполитовна взглянула на текст книги, напротив которой была сделана запись, и обомлела. Кончики пальцев похолодели от нервного возбуждения. Она облизнула пересохшие губы и прочла вслух:
– Я нашел поистине удивительное доказательство этого предложения… – Это была знаменитая фраза Пьера де Ферма. А рядом красовались слова, написанные рукой Данина: – Я тоже!!!
"Три восклицательных знака. Значит, ему удалось. На этот раз он не мог ошибиться. Слишком долгий путь он прошел к этому, – взволнованно подумала Вишневская. – Но где же текст доказательства?"
Она внимательно перелистала книжку, просмотрела все имевшиеся у нее записи Данина. Ничего похожего. "Константин нашел краткое оригинально доказательство знаменитого утверждения, но так же, как и великий Ферма не счел нужным его опубликовывать? – терялась в догадках учительница. – Это очень похоже на него нынешнего. Он стремится к цели ради собственного внутреннего состояния. Внешний успех ему безразличен. Но Данин мог упомянуть о доказательстве при встрече с бывшими коллегами. И тогда за гениальными математическими выкладками пришел убийца! Он охотился за бессмертными формулами, а не за старыми статуэтками. Они могли пропасть и раньше. Ведь Константин произнес имя Ферма. На что он намекал? Почему нервно смеялся?"
От запутанных мыслей отвлек голодный кот Декарт. Он урчал и терся о ноги. Валентина Ипполитовна погладила своего любимца, прошла с ним на кухню и дала еду. Пока кот ел, она вернулась за стол, нашла визитку Виктора Стрельникова и набрала номер его мобильного телефона.
– Виктор, добрый вечер. Вишневская беспокоит.
– Да, – кисло ответил оперативник. Учительнице показалось, что кто-то хихикнул за его спиной. Послышались босые шаги, брякнула дверь, и милиционер сказал громче: – Слушаю.
– Извините, что беспокою. Я быстро, – затараторила Валентина Ипполитовна. – Вы беседовали сегодня с Константином Даниным?
– Допросил.
– Вы спрашивали о теореме Ферма?
– Спрашивал.
– И что он ответил? Он доказал теорему?
Из трубки послышалось вжиканье зажигалки. Оперуполномоченный закурил и после глубокой затяжки ответил:
– Поймешь его разве? Данин математик, а не человек.
– Как же так! Это очень важный вопрос. Я обнаружила свидетельство, что Данин доказал теорему Ферма. Он упоминает об этом в книжке. А самого доказательства нигде нет. Вы понимаете, что это означает?
– Нет.
– Его украли!
– Вы опять за свое, – тяжело вздохнул оперуполномоченный.
– Я говорю серьезно! Пропали бумаги Данина.
– Как с вами, математиками, тяжело. Такое впечатление, что кроме заумных формул и завернутых доказательств ничего ценного в нашем грешном мире не существует.
– К чему вы клоните, Виктор?
– Доказал Данин или не доказал – теперь это по барабану. Не имеет значения.
– Почему? – оторопела женщина.
– Потому что вор и убийца нам известен, – уверенно заявил оперативник.
Валентина Ипполитовна затаила дыхание. Стрельников пренебрежительно говорил о математике и Данине, но слова "вор и убийца" прозвучали весомо и жестко. Напрашивалась неприятная параллель.
– Кто он? – робко спросила учительница, сжавшись в кресле.
24
Немецкий промышленник Пауль Вольфскель закончил диктовать завещание. Нотариус оторвал взгляд от прилежно написанного текста и удивленно посмотрел на престарелого богача, лежащего в постели. За свою долгую практику ему не раз попадались клиенты со странностями, однако столь оригинальное требование он включал в завещание впервые.
– Вы отдаете себе отчет, что это огромная сумма? – уточнил, как того требовал закон, опытный нотариус.
– Если бы у меня было больше денег, я бы отдал ради этого и их.
– Что скажут ваши родные?
– Я думаю, первое время у них не найдется слов.
С последним утверждением нотариус был согласен. Глубокий шок родственникам обеспечен.
?Пайль Вольфскель устало прикрыл глаза. Он вспомнил самое первое свое завещание, которое писал в далекой молодости. Тогда его пылкие ухаживания грубо отвергла красивая девушка, в которую он был безумно влюблен, и жизнь для Пауля потеряла всякий смысл. Он заперся в своей комнате и достал револьвер. Пуля, пущенная в висок, должна была навсегда избавить его от безмерного отчаянья. Но прежде надо было привести в порядок дела. Пауль с немецкой педантичностью составил завещание и написал несколько писем родственникам и близким друзьям. В них он указал, что уйдет из жизни ровно в полночь с последним ударом фамильных часов. Как ему казалось, роковое время между концом старого дня и началом нового придаст его трагедии подлинный романтизм. И та неприступная красавица, из-за которой он уходит, проронит в его память горючие слезы.