Тайна трех

– Очень смешно. Хоть у тебя не птичья фамилия, а то это была бы какая-то секта.

– Моя фамилия Серый на латыни означает «журавль». Grus communis – это «серый журавль».

– Приехали… Ну мы точно в сектантском гнезде кукуем.

Костя взял со стола бокал с водой и вложил мне в руку. Он чуть улыбнулся, но серьезности в нем было все-таки больше. Наверное, потому, что айтишник.

Я зажмурилась и выпила воду залпом.

– Почему у тебя на полу молоток, дрель и бита?

– Потому что пожара не было. И сбоя тоже не было. Как только я вошел, чтобы все проверить, оказался заперт.

– Кто тебя запер?

– Тот, кто взломал систему моего кода. А так как писал программу я… это еще одна загадка.

– Костя, ты инженер или фантастику по ночам печатаешь?

Я чувствовала, что мне уже приспичило. Ничего не сказав, отправилась в ванную. Свет зажегся сам, заиграла негромкая классическая музыка. Я стояла перед раковиной и боялась поднять глаза, боялась посмотреть на свое отражение.

С большим усилием и уговорами заставила сделать то, что нужно. Вымыла руки и вышла из ванной, по инерции ударив пальцами по пустому месту, где должен быть выключатель. В Умном домике все включалось и гасло автоматически.

Костя сидел перед ноутбуком с опущенной крышкой. Он сдвинул взгляд в мою сторону. Его голубые глаза блеснули сквозь очки.

– Долго ждать? – спросила я.

– Я пришлю ссылку. Нажмешь и увидишь результаты.

– А ты?

– Расскажешь мне, если захочешь.

– Никто меня не травил. Это все из-за сотрясения после аварии.

Я села за барную стойку. Руки Кости, сцепленные замком, лежали на захлопнутой крышке ноута. Вокруг коричневых болячек на костяшках пальцев оставались разводы крови. Похоже, после драки он даже руки не помыл.

– Домик, – задала я вопрос, – где аптечка?

«Аптечный шкаф открыт, Кира Журавлева», – ответил Домик.

Я подошла к распахнувшейся полке и потянула за пластиковую ручку коробки. Прямоугольный длинный ящик брякнул баночками, склянками и флаконами.

– Нужно обработать, – кивнула я на пальцы Кости, – и на щеке. А еще пуловер. Он в крови. У тебя есть тут одежда?

Костя опустил взгляд, словно видел всю эту кровь на себе впервые. Я читала, что большое количество адреналина защищает организм от боли и шока.

– Переоденусь.

Он ушел, а я принялась доставать склянки. Зеленый пузырек выскользнул из моих неумелых медсестринских рук, грохнулся на серую плитку, окрашивая ноги зелеными веснушками и болотными кочками – половину кухни.

– Разбила…

– Домик! Где швабра? Или тряпка? Или стиральный порошок?

«Ванная номер три, Кира Журавлева. Полоса подсветки включена».

Под ногами загорелась зеленая линия, которая вела меня в «ванную номер три». Я побежала за тряпками.

Открыв дверь, влетела внутрь, но сразу же поняла, что не одна. В доме пять ванных, а Косте нужно было переодеться именно в «номере три!». Хорошо, что он переодевал футболку, а не брюки.

Он стоял с обнаженной спиной. И я замерла. Нет, не то чтобы я никогда не видела мужских спин. Сотни видела. На пляже. Видела парней из хоккейной команды, когда они играли в волейбол. Но я не видела… такого. Такой спины.

Во-первых, сразу рассмотрела татуировку. В виде журавлиного крыла. Она начиналась на кисти, шла вверх к плечу. Татуировка не заканчивалась. Это было сломанное крыло с торчащими костями и обломленными перьями, спускающееся на лопатку, а дальше… дальше вся оставшаяся кожа спины покрывалась рытвинами, буграми, красными и коричневыми зажившими шрамами.

Их были тысячи… словно по спине Кости клеймом пробежали раскаленные лапки всех птиц его заповедника во Фрингилле.

Костя обернулся. Заметив меня, он поспешил сорвать полотенце с крючка, но я подбежала и не дала ему сделать этого. Запретила прятаться, хватая за руку.

Только бы он рассказал! Что мне сделать, чтобы он рассказал мне правду о себе и своем прошлом? Об этих шрамах? О сломанном крыле-татуировке? О журавле, который спас его?

– Костя, – стояла я рядом, натягивая в кулаке ткань. – Ты тоже.

– Тоже? – не понял он. – Что тоже?

– Ты часть этого, – утвердительно произнесла я, – всего, что происходит у Воронцовых.

Сломанное крыло – перелом его души – не тела. Тело Кости выжило, но что осталось? Был ли он полон жизни или походил на набитую журавлиными перьями подушку для битья?

Отпустив ткань, я подошла к нему вплотную и обняла. Обняла без всякого романтического подтекста. Без намека на флирт. Все, что было в моем спутанном сознании, отпечаталось визуально на его спине.

Вот мое зеркало. Он – мое зеркало. Эти бесконечные раны. Зажившие рытвины боли. У Кости они в прошлом, у меня в настоящем. Он свои видит, а я свои – нет. Я не видела их до сегодняшнего дня. До этого самого момента.

Костя опустил руки на фиксирующий воротник и расстегнул липучки, освобождая мою шею. Его теплые пальцы прикоснулись к моей ледяной коже, когда он провел по загривку. Без воротника я смогла обнять его еще крепче.

– Спасибо… – произнесла я, отпуская, – спасибо, что вернулся.