Тайна трех

– Ничего. Семья Роксаны решила, что лучше ей поучиться подальше от Максима. Она помешана на нем. Зациклена. Наверное, влюбилась по-настоящему.

– Значит, по-настоящему – это почти насильственно.

– Скорее одержимо.

– Ты так же влюблена? Насильственно и одержимо? По-настоящему?

Алла выпустила меня, сбиваясь с ровного марша, и затряслась.

– По-настоящему, Кира, любить можно только детей – частичку себя. А мужчина может смениться. Только дети важны. Только за них сражаться нужно. Только их можно любить.

– Скажи это моим родителям!

– Но они все равно тебя любят. Твой папа связался с моим, про школу спрашивал, и видишь, как чудесно все получилось?

– Это ирония? – дернулся мой рот куда-то вниз перевернутым грустным смайликом. – Алла, у тебя на двери…

– Я знаю! И не знаю! – качала она головой, и алые кончики ее волос тряслись, как тысячи церковных свечек, что вот-вот потухнут. – Это все, что я увидела, прости, прости меня, пожалуйста, прости…

Алла шатнулась вперед, чтобы обнять меня.

– Не извиняйся, – вздохнула я, позволив ей повиснуть на мне тряпичной куклой.

– Прости…

Порыв объятий случился возле стены со снимками выпускников восьмого «А» класса, как раз того, где училась Алла три года назад. Успокаивая Аллу легкими покачиваниями и поглаживанием спины, я елозила глазами по фотографии, искала ту, что обнимала меня.

Какой она была? Какой была Алла до лечения, до изоляции, до встречи в Калининграде с Костей?

Продолжая шарить глазами по девушкам, я обнаружила всего двух блондинок с кудрявыми и прямыми волосами, но кто из них Алла трехлетней давности? Та, что слева – с кудрями и огромным бантом на голове, или справа – с прямыми локонами, аккуратно струящимися по плечам и туго застегнутому белому воротничку?

– Бежим! – резко оторвала меня от стены Алла, прекращая и ныть, и обниматься, и скулить. – Скорее! Сегодня тест по тождествам на тригонометрии!

– Я не сдам… из этих слов поняла только приставку «три».

– Я подскажу! – утащила она меня в класс и целый день решала все остальные мои «не» самостоятельные работы.

Спокойно отработав смену в «Биб», я заявилась на каток, зная, что Роксаны сегодня не будет.

Центр площадки пустовал, и я принялась тренировать вращения.

– Недостаточная скорость, – почти сразу услышала комментарий женщины в черном тренировочном костюме. – Ты не рискуешь, совсем не рискуешь, а можешь вращаться быстрее.

Я обернулась. Вдруг она говорит с кем-то другим, а не со мной?

– Доброго времени суток, – остановилась женщина рядом. – Меня зовут Ангелина. Буду с тобой заниматься. Быстро, серьезно и строго, потому что времени нет. Совсем.

– Со мной заниматься? А… кто вас нанял?

– Возвратов нет. Так что, мы или тренируемся, или я пойду на массаж и шопинг, а ты не выполнишь ни одного достойного прыжка. В какой секции занималась? Кто твой тренер?

– Я не фигуристка. Я в хоккей играла десять лет.

– В хоккей? А растяжка откуда?

– Из гимнастики, но меня… то есть я сама бросила секцию.

– Ясно, ну так что? Уйдешь или останешься? Решать тебе. Быстро. Сейчас.

– Останусь, – ответила я, понимая, что сама смогу изобразить на льду программу для детского сада, а не для конкурса талантов. – Если скажете, кто вас нанял.

– Понятно. Драмы. Могу и сказать.

Ангелина достала мобильник, пролистала сообщения.

– Так. Ага, вот. Перевод пришел от «Журавлева Игоря Андреевича». Это все? Работаем?

– Мой отец? – не верила я, но Ангелина повернула экран мобильника. – Сто тысяч?

– Вот и не трать попусту деньги папы. В эту сумму входит пять занятий.

– А вы… тренировали олимпийскую чемпионку?

– …и не одну, – выдохнула Ангелина, распрямляя мне плечи и вздергивая подбородок выше. – Смотри в небо, а не под ноги. Иначе не увидишь звезды.

Она точно мой тренер!

После занятия, когда с меня сошло семь потов (даже впервые приняла душ в раздевалке, ведь раньше ни разу так не уставала), я вышла на улицу и набрала папе. Я не звонила ему дней десять, а по ощущениям как будто месяц.

– Алло, пап, это я.

– Привет, дочка. Как ты?

– Слушай, ко мне тренер сегодня подошла. Ты оплатил ее услуги. Не нужно было. Я верну. Я работаю.

– Кира, не тараторь. Занимайся и готовься.

– Но это слишком дорого! Она чемпионов тренировала.

– Значит, справится и с тобой.

– Ладно… спасибо… я все равно верну.

– Хорошо. Оплатишь мне на старости лет занятия с нейропсихологом, чтобы контролировать умственную деменцию.

Он вроде как пошутил, но мы оба сразу погрустнели, думая об одном и том же человеке.

– Как мама? Как у нее дела?

– Принимает лекарства. Стала более молчаливой, а в остальном все как всегда. Мы даже в театр сходили.

– Круто. Ты передавай ей привет.

– Конечно.

– А бабуля как?

– Бабушка скучает без тебя сильнее всех. Ждет, когда вы летние закрутки начнете дегустировать. Ты бы слышала, как она ругала меня, узнав, что ты в Москве у Воронцовых. Она чуть за ружье не схватилась!

– Нет у нее ружья.

– А место на стенке осталось! Позабыв про свой артроз, так от пружин оттолкнулась.

– И почему же она против?