Тайна трех подруг

Во время долгих ночных бесед Наташа жаловалась подруге, как нелегко ей приходилось в бегах, как боялась ночных стуков в дверь и сооружала под ванной тайники для золота и валюты, как постоянно казалось, что за ней следят. Она не допускала пересудов с сослуживцами о своем прошлом, опасаясь проговориться, ведь любое неосторожно произнесенное слово могло выскочить за рамки ловко состряпанной легенды. Беглянка избегала случайных знакомств и однажды крайне удивила мужчину, который пытался познакомиться, медленно катясь на своей иномарке вдоль тротуара и заигрывая с ней. Перепуганная Наташа схватила тогда ведомую из детского сада Светку на руки и бросилась бежать, не разбирая дороги, рискуя переломать каблуки и ноги и слыша вслед: ненормальная какая-то!

Иногда все же приходилось рисковать: предъявлять по мере необходимости липовые паспорт и диплом, продавать по дешевке цыганам золотые колечки и отправлять Ринате весточки о дочери. Конечно, очень опасно было показываться в тихорецком доме. Но Белла написала, что у Ланы рак в последней стадии, и удержаться от неразумного поступка не хватило сил. Наташа все же решилась заехать в Тихорецк, чтобы проститься с изувеченной умирающей женщиной и подвести горестный итог — три на два! Из пятерых друзей в живых оставались только они с Ринатой.

Теперь последняя считала по-другому. Наташа тоже погибла, и против Кафлана она осталась одна. Боялась ли она его сейчас? Наверное, нет. Простила ли? Конечно нет…

Итак, опять Тольятти. Неугомонные сестры Смирновы прямо с вокзала отправились к Белле Гинсбург. Шли с подарками в руках и благодарностью в душе к той, что столько лет безупречно играла роль связной для их матерей и, не имея собственной личной жизни, с головой погрузилась в чужие проблемы, ведя переписку и не позволяя подругам потеряться.

Белла приняла девочек не так настороженно, как в первый раз, и тоже преподнесла Светлане удивительный подарок — пожелтевшую от времени заводскую многотиражку, на первой полосе которой, прямо под названием газеты, располагался черно-белый снимок. На нем крупным планом были изображены Павел Снежин и Георгий Бутов — победители социалистического соревнования по итогам третьего квартала 1985 года. Светка зачарованно смотрела на единственное сохранившееся изображение отца и учтиво — на Беллу. Теперь уже язык не повернулся бы назвать эту неказистую, но благородную женщину Белладонной. И она не отказалась еще раз помочь. Смирновых интересовал адрес Кафлана…

Девушки уже в третий раз подходили к кирпичному фасаду забора, не решаясь перелезть через него или просто нажать на кнопку электрического звонка, расположенного у металлической калитки. Они не знали, есть ли кто-нибудь в доме, потому что вокруг царило смущающее безмолвие, но некоторые окна были открыты, и ненастойчивый летний ветер лениво трепал яркие тюлевые занавески.

— Ну чего ты боишься, — увещевала сестру Светка, — он ведь с семьей живет. Не станет же он нас в своем доме убивать.

— Конечно нет, — парировала Женя, — просто вывезет для этой цели темной ночью в ближайший лесок.

И в этот момент кто-то ухватил их сзади за пояса одинаковых, купленных Ринатой Английских шорт. Девчонки забились, пытаясь вырваться из сильных мужских рук, старшая — молча, младшая — отчаянно визжа.

— Что вы тут высматриваете? — раздался вкрадчивый голос, — ко мне в гости таким вот образом не приходят. Мой дом всегда открыт.

— Только не для нас! Отпустите немедленно, — верещала Светка.

Но мужчина схватки не ослабил и потащил их к калитке, приговаривая:

— Пойдемте в дом, там и поговорим. Не бойтесь, я не насилую маленьких девочек.

— Да, вы только убиваете их матерей!

— Даже так?

Мужчина выпустил из рук пояса бежевых шорт, и девочки смогли развернуться к нему лицом. Это был Кафлан, без сомнения, он. Седовласый, импозантный, с лицом, изборожденным морщинами, но все еще очень красивый той особенной восточной красотой, которая позволяет многим горцам и в преклонные годы выглядеть привлекательными в женских глазах.

— Похоже, нам предстоит интересный разговор, — сказал Кафлан, вдумчиво вглядываясь в перепуганные девчоночьи лица. — Пойдемте в дом. Не бойтесь, у меня там такая же, как вы, в затворницах сидит, никак замуж не выгоню.

Хозяин первым вошел в калитку, и девчонки, озираясь, добровольно проследовали за ним по вымощенной диким камнем дорожке в направлении двухэтажного дома с затейливыми башенками из обточенного кирпича. У самого крыльца Светка, озирающаяся по сторонам, споткнулась и упала на колено.

— Вас и убивать не надо, сами убьетесь, — проворчал Кафлан, помогая ей подняться и сочувственно глядя на ободранное колено, из которого начала сочиться сукровица.

— Марина, принести йод и бинт, — крикнул он в пустоту громадного холла. — Наша гостья поранилась.

Со второго этажа по лестнице живо сбежала тоненькая темноволосая девушка, по виду ровесница Жени, в коротеньком трикотажном халатике на молнии. Она принесла склянку с йодом и упаковку со стерильным бинтом, передала их отцу, с интересом взглянула на незнакомок и спросила: