— Нам тоже ничего не надо, — попятилась Рината. — Я не хочу иметь с этими сокровищами ничего общего и подвергать опасности жизни моих дочерей.
— Давайте сдадим пакет в милицию, — предложила Женя. — Нам-то со Светкой что! Скажем, путешествовали на каникулах и случайно клад нашли. Фамилия у нас придуманная, нас не соотнесут с теми событиями, что происходили в Тольятти сто лет назад. Тем более про алмазы опера даже тогда не знали… Или ты, Рината, хочешь все рассказать в милиции и восстановить свое доброе имя?
— Кто поверит? — горько усмехнулась она. — Разве что Кафлан подтвердит, но думаю, он не станет. Не так ли?.. Да и зачем темное прошлое бесконечно ворошить? Пятнадцати лет, проведенных на зоне, никто мне назад не вернет, как и мужа и подруг… Для меня мое имя — доброе. Я с ним и дальше буду жить, кто бы и что обо мне ни думал и ни говорил.
— И куда эти камни уйдут из милиции? — насмешливо спросил Артем. — Раз уж тут все такие бескорыстные собрались, лучше продать камни и потратить вырученные средства на благие цели…
— Это было бы справедливо, — согласился Кафлан. — Хочешь, Рина, я отправлю деньги на счет твоего детского дома в Магадане или женской колонии, в которой ты сидела?
— Не верится что-то в твои благие порывы, — отстранилась Рината от протянутой к ней кавказцем руки.
— Ты ведь мечтал построить в Тольятти кардиологический центр, — напомнил Артем.
— Дай-ка сигарету, брат, — попросил вдруг практически некурящий стоматолог, взял всю пачку и зашагал прочь от гаражей.
— У сына Кафлана врожденный порок сердца. Медина сейчас находится с мальчиком в Москве, повезла на очередное обследование, — пояснил Артем женщинам, и на лицо его набежала легкая тень.
Но по тому, каким тоном сказал Кафлан свою последнюю фразу, назвав его по-прежнему «брат», Артем понял: он прощен, и ринулся за другом вдогонку.
А Рината, обнимая девочек за плечи, застыла над кучкой неограненных алмазов, небрежно разбросанных на куске целлофана, будто они уже не представляли ни для кого ценности и не явились в прошлом причиной стольких несчастий и бед.
ЭПИЛОГ
— Говорят, деньги не пахнут. Интересно, а чем пахнут алмазы? — задумчиво спросила Света, помахав вспотевшими пальчиками высунутой из окошка автомобиля руки.
— Кровью, — недобро усмехнулась Рината, уверенно обгоняя серебристую иномарку.
— А может, надеждой на новую жизнь? Ты думаешь, Кафлан не передаст деньги в детский дом, в колонию и на строительство центра?
— Думаю, передаст. Видишь ли, дочка, накопив первоначальный капитал на нелегальной переправе золота за рубеж, наш бывший стоматолог, как и другие бывшие правонарушители, занялся легальным бизнесом и перешел в разряд «порядочных людей». Впрочем, как показала жизнь, Кафлан всегда держал свое слово, и у меня нет оснований не верить ему. А впрочем, поживем — увидим.
— А если бы я получила свою долю, то уехала бы учиться за границу, — сказала вдруг Света.
— О нет! — всплеснула руками Ринита. — Ты не можешь так со мной поступить, — будто дочь сообщила ей о том, что собирается стать валютной проституткой.
А Женя, вновь обретшая былую рассудительность, заметила:
— Ты, Светка, школу сначала закончи, а там видно будет. И заруби себе на носу: лучше быть небогатой, но живой.
Они совершали экскурсию по городу, в котором было прожито столько мрачных и светлых дней и по улицам которого Рината наконец-то смогла прокатиться на своей личной «семерке». Она показала девочкам дом, в котором жила с Павлом, ювелирный магазин, сохранивший месторасположение и сменивший вывеску, провезла мимо громадины ВАЗа, пережившего немало коллизий и по-прежнему выпускающего и экспортирующего автомобили.
Женщина с необычной биографией вспоминала эпизоды из далекого прошлого, а притихшие школьница и студентка развалились на заднем сиденье, осмысливая пережитые ими за последние два месяца приключения. К Светкиным душевным мукам об упущенной доле сокровищ примешивалось запоздалое чувство раскаяния за то, что вчера они с Женькой так внезапно покинули дом Ринаты в Геленджике, можно сказать, попросту сбежали.
«Как же я могла? — беспрестанно твердила она про себя. — Бедная Рината к нам со всей душой, не знала, как угодить, чем угостить. А мы ей так небрежно на прощанье: пока-пока, приезжайте к нам как-нибудь! Ладно еще Женя, но ведь я-то — дочь родная, черт возьми!.. Ой, нельзя его поминать, прости, Господи!.. Хороши гостьи! Взяли денег на билеты и спасибо не сказали. А она тут же помчалась за нами вслед, чтобы, если понадобится, спасти и защитить. Мать есть мать».
Рината никоим образом не выказывала обиды или недовольства, и от этого становилось еще больше ее жалко, и еще стыднее за свое легкомысленное поведение.
— Ну, что, лягушки-путешественницы, куда теперь собрались? — весело спросила Снежина после того, как они справились с блюдами, заказанными в гостиничном ресторане, и перешли к десерту.
— Домой, — решительно сказала Женя. — Хватит уже, наездились.