Теперь царство теней, таинственная Нирвана, приближалось к нему. Самурай еще раз поклонился, спустил с плеч и груди кимоно, обнажил свое мускулистое тело до пояса и подвернул широкие рукава одежды под ноги таким образом, чтобы, по рыцарскому обычаю, упасть лицом вперед.
Он взял в руки кинжал и внимательно его осмотрел. Это длилось одно мгновение ока, но и этого было достаточно, чтобы пред взором Таки Зензабуро пронеслись картины из битвы под Киото и Камакурой, темные стены храма луны, взволнованное личико маленькой мусмэ, сестры Кинсукэ Изоно, полные отчаяния глаза матери самурая и еще что-то, чего он не мог разобрать за недостатком времени.
Он сразу ударил кинжалом в живот, медленно продвинул сталь слева направо, повернул клинок в ране и вынул кинжал, наклоняясь одновременно вперед и вытягивая шею.
Странно размахнулся Широ Шиба, сверкнула в полумраке его длинная «тоо», низверглась вниз, как молния; раздался глухой грохот катящейся с возвышения головы и падающего тела.
Один из офицеров подбежал, схватил за клок волос голову самурая и, подняв вверх, подал ее «каншаку». Тот медленным шагом пронес ее на рукоятке меча перед сидящими свидетелями, говоря:
— Вот голова самурая Таки Зензабуро!
Японцы и чужеземцы встали и, обменявшись поклонами, ушли.
Церемония была кончена. Ушел верный «каншаку» Широ Шиба и его помощники-офицеры.
В храме на красном ковре, залитом горячей благородной кровью, осталось неподвижное тело и лежащая рядом на пачке белой бумаги голова того, кто несколько минут тому назад был храбрым, любящим отчизну и народ капитаном Таки Зензабуро.
В полночь бонза тихо открыл двери храма Икута и исчез.
Тогда в храм проскользнули две женские фигуры. На коленях они проползли к зловещему месту гордой казни и, наклонясь, стали что-то шептать, класть земные поклоны, вознося руки к Вака-Хирумено-Микото, и рыдать, рыдать, рыдать… до самого рассвета…
Кого скрывали темные, широкие плащи, надвинутые на головы и закрывающие лица?
Может быть, это были нанятые похоронные плакальщицы, которые ждали, пока самураи возьмут тело боевого товарища и понесут за город, чтобы предать его сожжению с почестями, подлежащими рыцарю?
А может быть… А может быть, одна из них была матерью самурая, полная отчаяния и вместе гордости за своего сына, который не дрогнул пред лицом смерти, а другая — маленькая, стройная мусмэ, которая никогда не забудет лунной ночи в объятиях самурая в лесу храма на склонах Маи-Сан?
ОЧЕРКИ
КРОВЬ ЗА ЗНАНИЕ
Илл. И. А. Гранди
Первый толчок научной алхимии дал покойный М. Бертело, знаменитый химик, последние годы своей жизни посвятивший исследованию памятников глубокой древности.
Вслед за Бертело, тотчас же после смерти этого знаменитого ученого, целая плеяда богатых и независимых людей, получивших отличное образование, как естественнонаучное, так и философско-историческое, сплотилась и организовала «Свободную школу» для изучения древней химии, — алхимии, — и ее приложений в практике адептов таинственных знаний, игравших в истории всех веков и народов мрачную и часто роковую роль.
Во главе этой школы современных алхимиков встал Пьер Пиобб[21]
, лаборатория которого в улице Monsieur le Prince в Париже переполнена учеными исследователями этой древней науки. Пишущий эти строки провел среди этих оригинальных ученых около полугода и с особым удовольствием сообщает о работах и исследованиях современных алхимиков.Вооруженные современными знаниями и опытом научных исследователей последней эпохи, эти ученые пользуются книгами древности. В их распоряжении, кроме знаменитого восьмитомного труда Гермеса Трисмегиста и почти современного эпохе научного естествознания — Парацельса, имеется целый ряд книг второстепенных алхимиков, среди которых находятся такие авторы, как Давид из Суансона, Натан Хромоногий, Марсель дю Мурье и мрачные апологеты черной магии: египтянин Сафарис, халдейский волхв Тургата и индийские брамины, а между ними встречается имя человека, произведения которого служат неисчерпаемым источником филологических и философских споров. Этот человек — брамин из Траванкора, Али-Дулеб, живший в начале четвертого столетия после P. X.
Когда читателю приходится знакомиться с алхимическими книгами, то его неизменно поражают различимо оккультные знаки, — эти условные символы совершенно определенных явлений, которые алхимики старались скрыть от взора непосвященных или опасных людей.