Тайна трех

Тогда он быстро и ловко обезвредил мину. Проход был открыт. Мы проникли — в небольшей естественный грот и убедились в том, что там действительно спрятано несколько крепких деревянных ящиков. По ряду соображений,  Кручинин решил не вскрывать ящики; прикинув их вес, мы только убедились в том, что они действительно наполнены.

Уверенность, с которой действовала дочь кассира, окончательно убедила нас в том, что она была здесь не в первый раз. Она и не отрицала того, что приходила сюда с отцом, чтобы помочь ему забрать по требованию немцев содержимое одного из ящиков.

Убедившись в том, что дочь Хеккерта давеча вечером сказала нам правду, мы отправились в обратный путь. Как только мы дошли до шоссе и могли больше не бояться заблудиться, Кручинин предложил Рагне идти впереди на почтительном расстоянии. Весь обратный путь был проделан значительно скорей.

Поровнявшись с калиткой своего домика, Рагна подождала нас и, быстро оглянувшись, как бы невзначай, дружески бросила:

— До свиданья.

Кручинин приостановился, любезно приподнял шляпу и вдруг быстро спросил:

— Скажите, что это за ботинки стоят у вас в прихожей?

— В прихожей? — спросила она, силясь сообразить, о чём идёт речь.

— Этакие большие мужские ботинки, немного грязные и с поцарапанными носами.

— Ах, эти! — сказала она с облегчением. — Это ботинки отца.

— Куда он ходил в них сегодня?

— Не знаю… Право, не знаю. Если хотите, я спрошу его.

— Только не это! Нет, нет, не делайте этого, прошу вас.

— Вероятно, он заходил, когда меня не было дома, и оставил их потому, что они промокли. Хотя нет… позвольте. Утром они стояли в кухне. Значит, он зашёл, чтобы надеть их, вышел в них и, промочив, снова снял. Только так. Да, вероятно, так оно и было.

 — Благодарю вас за объяснение, Рагна. Вы… очень умная девушка, с вами приятно иметь дело. Очень прошу вас не беспокоить кассира расспросами об этих несчастных ботинках. Так будет лучше. Обещаете мне?

— Если это нужно…

— Очень нужно.

Хлопнула входная дверь, и мы остались одни. Кручинин несколько мгновений стоял в раздумье и молча пошёл прочь, как будто меня тут вовсе и не было.

Двери «Гранд отеля» оказались запертыми, но окна кухни были ещё ярко освещены.

Я отворил дверь своим ключом, и мы намеревались прошмыгнуть в комнату незамеченными, но это нам не удалось. Дверь кухни отворилась, и хозяин приветливо пригласил нас войти. Там мы застали всё ту же компанию: кроме хозяйки около потухшего камелька сидели кассир и пастор. Меня поразило, что Видкун Хеккерт до сих пор не ушёл домой.

И я невольно вспомнил об его ботинках, стоящих там, в его собственном коттедже! Сейчас он был обут в те же самые сапоги, в каких был вчера и нынче утром — с самого дня нашей поездки на острова. Я даже вспомнил, что эти сапоги он надел именно перед поездкой на «Анне», взяв их у шкипера. Сегодня ему понадобилось забегать домой, чтобы переобуться. Не потому ли он менял обувь, что в этих тяжёлых морских сапожищах было несподручно бегать по горам? А может быть, он был даже настолько дальновиден, что не хотел оставить на сапогах следы острых камней. Царапины могли привлечь внимание и вызвать расспросы, где он умудрился изрезать сапоги? Расчёт был верен. И если бы он был именно таков, то я готов был признать самообладание этого старика, умеющего так ловко разыгрывать роль убитого горем человека и столь хладнокровно продумывать каждый свой шаг.

Я был так поглощён этими размышлениями, что не слышал, о чём говорят за столом. Мое внимание привлёк странный знак, дважды повторённый Кручининым кассиру. Повинуясь этому знаку, кассир опасливо приблизился к Кручинину. Ни мне, ни, конечно, остальным не было слышно, о чём они шептались. И только я один видел, как Кручинин передал кассиру довольно внушительную пачку банкнот. Кассир поспешно спрятал её и вернулся к столу.

Вскоре все мы заметили, что хозяйка с трудом сидит за столом. Пора было расходиться и дать ей покой. Кассир нехотя поднялся со своего места и выжидательно глядел на пастора. Можно было подумать, что он боится идти домой один. Пастор, в течение всего дня не отстававший от него ни на шаг, на этот раз довольно резко сказал:

— Идите, идите, Видкун, я сейчас вас догоню.

К моему удивлению, я не заметил в кассире и тени недовольства таким заявлением. Наоборот, он даже как будто обрадовался и, поспешив всем поклониться, ушёл.

— Можно подумать, что старик боится ходить один, — сказал я пастору.

— Так оно и есть, — подтвердил пастор. — А получив от вашего друга такую пачку денег, — пастор выразительно глянул на Кручинина, — он будет трястись, как осиновый лист.

Я не заметил ни смущения, ни удивления у Кручинина, когда он узнал, что пастор видел, как он передавал деньги Хеккерту.

— Согласитесь, что старик заслужил эту тысячу крон, — спокойно произнёс мой друг.

— Малая доля того, что он должен получить в награду за открытие немецкого клада.

— Тысяча крон!.. Но я не понимаю, о каком кладе вы говорите? — воскликнул пастор.

— О ценностях ломбарда, спрятанных немцами.

— А при чём тут наш кассир?