Тайна третьего кургана

– Тебя надо каждый день туда водить, – отрезал Шкуматов, не поднимая головы, – чтоб ты понял, что к чему. Так ведь что хочешь объяснить можно! Лень тебе, а ты – отвалите, у меня чувства!.. – Иван вскочил и огляделся. – Мы просто обязаны ходить туда! Дань памяти погибшим!..

Кареев поморщился.

– Послушайте, Шкуматов, где вы нахватались этих штампов? Дань памяти… Вы пробуйте когда-нибудь сами помыслить. У вас же голова большая, там должны быть мозги.

– Я мыслю, – проговорил Иван, – и тебе советую… У меня Фрося из головы не выходит. Вот это память!..

– Ты почему остался, Иван? – спросил я. – Может, лучше тебе уехать?

– Теперь-то поздно… – тихо сказал Иван. – Уеду, а здесь Фрося останется, и я никогда не узнаю, дошло до нее или нет, что война кончилась.

– Дошло, – подтвердил я. – Ее наконец убедили…

– Зачем только? – вздохнула Алена. – Она была счастлива, ждала…

– Ну, ну, – подхватил Стас, – счастлива… Вольная она была.

– Вы понимаете, ребята? Понимаете, что с нами происходит, а? – Шкуматов осматривался, ища поддержки. – Вот это археология…

Ребята молчали. Стас покачал головой, о чем-то раздумывая, и неторопливо вышел из класса. Сергей Бычихин проводил его глазами и бросил коротко:

– Иди и ты погуляй, Ваня. Нам поговорить надо…

Шкуматов ушел следом за Стасом. Я понял, что Сергей поторопился, начав расспрашивать меня о походе в Ново-Еранское при ребятах, и теперь исправлял положение. Все было еще впереди…

– Оставь нас, Алена, – попросил он.

– Я оставлю вас, только насовсем, – подала голос Алена и, виновато взглянув на меня, добавила: – Я ухожу от вас, Павел Александрович… У меня практика попутно не получается и не получится… Надо за что-нибудь одно браться.

Алена распахнула дверь, оглянулась на пороге, затем медленно побрела через школьный двор.

Мы остались вдвоем…

– Завтра с утра я начинаю раскопки, – решительно сказал Бычихин. – Я вскрою только центральный курган. Второй – тебе, как закончишь здесь свои дела. Ты можешь продолжать свое хождение в народ, а я ждать больше не могу… Уверяю тебя, мы ничем не сможем помочь этим несчастным женщинам. – Он сел рядом, за мою парту. – И никто не сможет, Павел, не обольщайся.

Я мысленно согласился с ним, хотя, когда строгал доски и вбивал гвозди, мне казалось, я прикасаюсь к истории и становлюсь ее участником, провожая в последний путь женщину, потерявшую шестерых сыновей на кровавой войне…

– Ты даже отправь как-нибудь этих двух оболтусов к ним на сенокос, пусть помогут, – продолжал Бычихин. – Но больше ничего ты не сможешь. Они замкнулись на памяти о войне, и это естественно и печально…

– А мы с тобой сузились, – вставил я, – один железный век в голове… Как бы на клин не сойти.

– А-а, – протянул Сергей. – Сейчас ты обязательно вспомнишь Овалова… Только я тебе не советую брать его в кумиры. Овалов жил в другое время. Чудак ты, Павел! Да кто же не хотел бы работать так, как он?.. Ты не забывай, что у нас сроки, и ты еще не профессор, которого приглашает на работу Совнарком.

Заскрипели ступени школьного крыльца, и в дверном проеме показалась Анастасия Прокопьевна. Бычихин хотел сказать еще что-то, однако махнул рукой и встал.

– Ладно, не буду тебе мешать, – бросил он. – Надеюсь, ты меня правильно понял?

– Опять про курганы говорили? – спросила Анастасия Прокопьевна, когда вышел Сергей.

– Говорили… – пробормотал я.

Она нахмурилась, прикусив губу, и замолчала. Я приготовился сказать ей, что завтра мы начинаем раскопки. Бычихкна теперь не остановить…

– Бумага-то и вправду есть? – неожиданно строго спросила Анастасия Прокопьевна.

– Есть…

– Ну-ка покажи!

Я достал из полевой сумки открытый лист – право на проведение раскопок. Анастасия Прокопьевна прочитала его, рассмотрела печать и вздохнула.

– Раз так – копайте, – проронила она. – Если государству надо, куда ж денешься…

Готовясь к разговору с женщинами, я решил поклясться, что после раскопок мы приведем курганы в прежний вид, а к насыпанному женщинами вообще не подойдем. На всякий случай я бы уступил второй курган и не стал бы вскрывать его, если не будет большой необходимости.

Все оказалось проще…

И от этого мне стало противно. Казалось, я готовился торговаться, выбазаривать. Мне хотелось извиниться перед ней, сказать что-то успокаивающее и нежное, покаяться в каких-то грехах. Лучше бы она и сейчас крикнула – не трожьте! Не оскверняйте!..

Как хотелось мне отказаться от раскопок и уехать из Еранского, чтобы не висела надо мной тяжесть необъяснимой вины!

Бычихин, как всегда, оказался прав. Бумага с печатью действовала безотказно.

На следующий день с утра мы начали раскопки. Центральный курган разбили на квадраты и уже к обеду под метровым слоем грунта обнаружили первые плиты могил. Мы расселись вокруг раскопа, и скорый на ногу Шкуматов принес чаю. Не терпелось скорее снять плиту и взяться за ножи и кисти, но мы, обжигаясь, пили чай и завороженно смотрели на выступающий из песка контур могилы. Что там? Неизвестная доселе культура или банальный скелет умершего предка?..