Грифон посмотрел на меня с недоумением, но все-таки повернулся спиной и смотрел за окно все то время, что я сражалась с завязками – они изрядно изменились волей коварного Инна-Ро, да и само платье тоже. Более того, оно даже цвет сменило, сделалось из изумрудно-зеленого серебристо-серым, более темным на лифе и плавно светлеющим к низу рукавов и подола.
– Как же у вас принято одеваться, если без служанки не обойтись? – спросил вдруг Грифон.
– Я нарисую, если угодно, – предложила я, с трудом выпутав гребень из волос – они сбились колтуном после моих злоключений. – Вряд ли вы что-то поймете из моих словесных описаний.
– Хорошо, – согласился он и повернулся, не дожидаясь моего разрешения. – Да, Инна-Ро прав – так намного лучше.
– Почему же?
– То платье действительно было чересчур… зеленым, – совершенно серьезно сказал Грифон. – Странный оттенок. Неестественный. От такой зелени лицо у тебя казалось бледнее, чем есть на самом деле, веснушки проступали сильнее… что ты краснеешь? Впрочем, я заметил – тебе они не нравятся, хотя не возьму в толк, почему… Ну а волосы выглядели слишком яркими, вульгарными даже. Теперь другое дело.
Я онемела от таких речей, и это к лучшему: не стоило с ним спорить. К тому же, как показал взгляд в зеркало, Грифон был в чем-то прав: одежда спокойных тонов шла мне больше. Волосы, правда, пламенели по-прежнему, не знаю уж, как он ухитрился заметить разницу… Ну да пусть его!
– Идем, – сказал он мне, порылся на столе, что-то захватил и добавил: – Рисовать будешь в саду.
Я последовала за ним, хотя мне вовсе не хотелось покидать комнату, каким бы ненадежным убежищем она ни представлялась.
Мне казалось: стоит переступить порог, и странное колдовство развеется. Ведь оно могло действовать только в этой части замка! Наверняка сильному чародею не так уж трудно заколдовать окна, чтобы казалось – за ними вечное лето, а уж изменить цвет одежды – вовсе ерунда для настоящего кудесника…
«А откуда, в таком случае, взялся клевер в волосах у Грифона?» – спросила я себя, но ответа не нашлось.
Он снова вел меня незнакомыми переходами, потом толкнул высокие двери, и мы очутились на широкой белокаменной лестнице, спускавшейся прямо…
Мне почудилось, что это лучший мир, в который отправляются после смерти хорошие люди. Во всяком случае, именно так его описывали: чистое небо, теплое, но не жаркое солнце и бесконечный цветущий сад, по которому можно бродить часами, не видя никого больше – или же встречаясь с теми, с кем захочется.
– Нравится? – спросил Грифон не без гордости, словно сам посадил этот дивный сад. И добавил, будто услышав мои мысли: – Не так давно здесь было пепелище. Но цветы хорошо растут на старых пожарищах…
– И что же сгорело? – осторожно спросила я.
– Много разного, – ответил он. – Включая людей. Надеюсь, они не возражают прорасти из земли розами.
– Боюсь, я не понимаю… ваше величество, – сказала я. От меня не убудет, если я стану обращаться к нему так, если уж он считает себя королем.
– Можно просто – Раннар, – улыбнулся Грифон, – мы же не на приеме. Ты обещала мне нарисовать вашу одежду. Вот грифель, вот записная книжка, а вон там скамья… Идем!
Мне оставалось только подчиниться. Помню, я подивилась такой записной книжке – размером с ладонь (мужскую, конечно же), в костяном переплете с серебряной отделкой: Грифон не походил на ценителя изящных вещиц. Потом я присмотрелась к вышивке на его одежде, к поясу и ножнам, к обручьям и перстню и переменила мнение. По сравнению со знакомыми мне щеголями он мог, пожалуй, показаться одетым и странно, и слишком просто, но эта простота стоила очень и очень дорого…
– Надо же, чего только не выдумают, – сказал он, взглянув на мои рисунки. – В этом действительно ходят по улицам?
Я кивнула. Сюда бы Лиссу – если она начнет рассказывать об истории костюма с давних лет до современности, ее не остановишь!
– Неудобно, наверно, – сказал Грифон, глядя почему-то не на рисунок, а на меня. Должно быть, я помрачнела, вспомнив о кузине. – Впрочем, мне кажутся неудобными дзейлинские наряды, а Инна-Ро не может одеваться по-нашему. Видимо, дело привычки…
Я снова кивнула. Что тут скажешь?
– А какой нынче год? – вдруг спросил он, и я ответила, не успев задуматься. – Надо же… От какого же события вы считаете?
– От Возвращения, – удивленно ответила я. Неужели здесь все иначе?
– Что это?
– Я… я не знаю, – вынужденно призналась я. – То есть теперь догадываюсь – это тот день, когда Старая Птица вернула Солнце, но об этом никогда не говорилось, я бы запомнила!
– Но как-то ведь должны объяснять, что это такое? – Грифон смотрел на меня в упор, не мигая, и мне почему-то подумалось, что точно так же он сможет взглянуть на солнце, и оно не ослепит его. – Не может быть, чтобы все люди просто говорили – о, нынче наступает такой-то год от Возвращения, нужно откупорить бочонок вина и отметить! В такие дни всегда рассказывают истории. Или хотя бы сказки. И у нас, и в Дзейли, и у дикарей с южных островов…