Тайна тринадцатого апостола

Двадцать минут спустя, вешая трубку, отец настоятель пребывал в полной растерянности и в то же время испытывал чувство облегчения. Ему позвонил сам кардинал Катцингер, дабы сообщить, сколь великая честь выпала его аббатству: Ватикану срочно требуются познания одного из подчиненных ему монахов. Специалисту по старинной музыке, работающему в курии, нужна помощь в работе, касающейся происхождения григорианских песнопений. Святейший Отец возлагает большие надежды на эти исследования, которые помогут укрепить взаимоотношения между иудаизмом и христианством. Короче, отца Нила незамедлительно ждут в Риме, дабы его знания послужили всемирной церкви. Его отсутствие продлится несколько недель, а выехать он должен на первом же поезде. Работать отцу Нилу предстоит в Сан-Джироламо, бенедиктинском аббатстве Рима.

Там же, куда вызывали отца Андрея…

Приказы кардинала Катцингера не обсуждаются, подумалось отцу настоятелю. Да и недавнее поведение отца Нила его беспокоило. И чем дальше тот уедет, тем лучше.

Монсеньор Кальфо прервал свои воскресные утехи, чтобы забежать к себе в кабинет, но связаться с агентом в Каире ему так и не удалось. Тучный неаполитанец стремительно взлетел по лестнице — то, что ожидало его наверху, окрыляло.

И разделась моя госпожа догола,
Все сняла, не сняла лишь своих украшений. [10]

Соня уснула обнаженной, единственным ее украшением были разметавшиеся волосы. Кальфо оценил: «Бодлер воистину гений! Какой поэт! Но драгоценностей я им никогда не дарю — только наличные».

Моктар правду говорил: Соня не только оказалась чрезвычайно искусной в науке страсти, но и отлично знала свое место. Пользуясь тем, что она спит, ректор взял телефон и опять вызвал Каир:

— Мне нужен Моктар Аль-Корайш, пожалуйста. Спасибо, я подожду.

На сей раз агента сумели отыскать, он как раз вернулся из мечети Аль-Ахар после молитвы.

— Моктар? Салям алейкум. Скажи-ка, ты можешь сейчас на некоторое время оставить своих учеников? Превосходно. Вылетай ко мне в Рим. Речь пойдет о продолжении того небольшого заседания, которое я тебе поручил… Опять поработать вместе с твоим излюбленным врагом? Нет, пока рано. Если потребуется, свяжешься с ним в Иерусалиме. О, всего на недельку-другую, не более! Ну да, в театре Марцелла, как обычно. И главное, полнейшая секретность!

Он положил трубку, улыбаясь. Его доверенным лицом был не кто иной, как профессор знаменитого университета Аль-Азхар с кафедры изучения Корана. Фанатик, яростный защитник устоев ислама. Заставить работать вместе араба и еврея, агентов двух самых грозных ближневосточных спецслужб, направив их деятельность на сохранение драгоценнейшего секрета католической Церкви, — вот пример правильно понятого экуменизма.

Моктар Аль-Корайш попал в поле зрения Кальфо еще в ту пору, когда тот был нунцием в Каире. Дипломат и догматик поладили: каждый угадал в другом то же пожирающее изнутри тайное пламя, это привело к тому, что между ними неожиданно завязалось даже что-то вроде дружбы. Только палестинец не пытался, подобно ему, воспарить духовно путем эротических священнодействий. Он был всего лишь сексуальным маньяком.

Издав нежный стон, Соня открыла глаза.

Кальфо тотчас положил телефон на пол и склонился над красавицей.

33

— Возвращайся в Рим, Моктар. Совету Братьев-мусульман удалось убедить ХАМАС в важности этого дела. Одних терактов недостаточно, чтобы защитить ислам, если божественную природу Корана или священную персону Пророка, благословенно имя его, запятнает хотя бы тень сомнений. Но есть одна вещь…

Моктар Аль-Корайш усмехнулся: он этого ждал. Его бронзовая кожа, мощная мускулатура и малый рост составляли живописный контраст с высокой узкоплечей фигурой собеседника — Мустафы Машалура, почитаемого всеми студентами каирского университета Аль-Азар.

— Речь идет о том, что ты поддерживаешь отношения с евреем. О самом факте твоей дружбы с ним…

— Он спас мне жизнь во время Шестидневной войны, в 67 году. Я оказался один, без оружия, в пустыне, наша армия обратилась в бегство, его танк шел прямо на меня, по всем законам войны он должен был меня раздавить. А он остановился, напоил меня и оставил в живых. Он еврей, но не такой, как другие.

— Тем не менее, это еврей! И уж кому, как не тебе, знать, что он не простой еврей.

Они остановились в тени минарета Аль-Гари. Даже теперь, на исходе ноября, бледная кожа старца не выносила солнечных лучей.

— Не забывай слов Пророка: «Будьте врагами евреям и христианам, они в дружбе между собой! Тот, кто принимает их за друзей, равняет себя с ними, и Аллах не направляет тот народ, который сбивается с пути». Пятая сура!