Забыв, для чего он здесь, монах протиснулся в проход и наудачу открыл одну из коробок, там хранилась переписка Пия XII с Драгановичем, бывшим священником, впоследствии вождем усташей, хорватских нацистов, совершавших немыслимые зверства в годы войны. Заглянул в другую коробку — удостоверения личности знаменитых нацистов, опись паспортов, выправленных для них Ватиканом, и значительных сумм, что были им выплачены. «Операция „Крысиные ходы“» — так называлась та система административных каналов, что сразу после войны позволяла нацистским военным преступникам бежать, ускользнув от возмездия с помощью Святого Престола.
Отец Нил провел рукой по лицу. Да разве он узнал что-то новое? Сделки с совестью, даже прямые преступления церкви были лишь логическим следствием того, с чего она начинала — с гонений, которым тринадцатый апостол подвергся в I столетии.
Монах выбрался из закоулка между стеллажами, и в глаза ему бросилась папка, заброшенная наверх переполненной этажерки: «Аушвитц, секретные донесения — 1941». Шевельнулось желание заглянуть и туда, но он его подавил. «Выходит, Святой Престол и насчет Освенцима был в курсе, уже тогда, в сорок первом…»
Он глянул на часы — осталось всего тридцать минут. Двинулся дальше.
И вдруг замер на месте, взгляд наткнулся на сравнительно свежую этикетку: «Рукописи Мертвого моря. Остатки».
Добрый десяток пыльных ящиков громоздился перед ним. Он взял верхний, открыл, там лежало несколько свитков папируса, изъеденного временем, уже наполовину уничтоженного. Пожалев, что не прихватил с собой перчаток, он взял один из них, пергамент в руках раскрошился и мелкими чешуйками осыпался на дно ящика, уже покрытое такой же пылью. «Древнееврейские письмена Кумрана!» Это и впрямь были манускрипты Мертвого моря, но почему их забросили в этот «ад», где они рассыпаются в прах, в то время как ученые всего мира разыскивают их? «Остатки»… Значит, понадобилось спрятать их от человечества, причем именно потому, что это — «остатки» истории, которую нужно скрыть на веки вечные, ибо она не соответствует тому, как людей приучили думать?
Он собрался поставить коробку на прежнее место. И тут увидел ящик, что был под ней. Ящик из легкой древесины, а на боку типографская надпись: «Коньяк „Наполеон“, достойный винных подвалов императора».
Ящик митрополита Самуила, тот самый, что привез в Рим доминиканский монах!
С бьющимся сердцем отец Нил вытащил его и стопки. На крышке чья-то рука вывела три буквы «М.М.М». Он узнал крупный, с нажимом почерк отца Андрея.
Голова пошла кругом, выходит, когда отец Андрей в поезде записал эти буквы на своем билете он имел в виду не только ксерокопии из Хантинтонской библиотеки, хранящиеся в книжных фондах аббатства Сен-Мартен. Он указывал на это ящик, который отец Нил лишь теперь чудом обнаружил. Отец Андрей собственной рукой подписал крышку ящика, чтобы в один прекрасный день легче было отыскать его. Вот о чем он собирало поговорить с Нилом! Эта находка, ставшая возможной благодаря встрече с Бречинским, был финалом их общих поисков, и он намеревался рас сказать о ней Нилу.
И из-за нее же его убили.
Отец Нил открыл ящик, те же горы пыли от растрескавшихся папирусов — свитков здесь было по-видимому, несколько. А рядом — простой листок свернутого пергамента. У отца Нила затряслись руки, когда он развязывал льняную тесьму, которой был обвязан манускрипт. Он крайне бережно развернул его. И увидел греческие письмена, изящный, безукоризненно разборчивый почерк. Рука тринадцатого апостола! Он начал читать:
«Я, возлюбленный ученик Иисуса, тринадцатый апостол, обращаюсь ко всем церквам…»
Когда отец Нил закончил чтение, он был бледен как полотно. В начале послания не сообщалось ничего такого, чего он еще не знал: Иисус не был Богом, его обожествили Двенадцать, побуждаемые к этой лжи своей жаждой власти. Но тринадцатый апостол понимал, что этого рассказа не достаточно, чтобы сохранить истинное лицо Учителя. Он привел неопровержимые свидетельства: в точности назвал день — отец Нил сразу машинально посчитал, что в григорианском летоисчислении это 9 апреля 30 года — день, когда он встретился с двумя ессеями в белых одеждах у опустелой гробницы, откуда они только что забрали тело Иисуса, собираясь похоронить его в пустыне, в одном из своих некрополей.
Места, где расположен тот некрополь, он в точности не указывает. Только коротко отмечает, что лишь песок пустыни убережет могилу Иисуса от корыстных посягательств людей. Назорей, как все пророки, будет жить в веках, а поклонение его праху отвлекло бы человечество от единственного средства приблизиться к нему — молитвы.