Тайна трёх государей

– Второе, – продолжал Одинцов. – Грузовик Вараксы шёл на приличной скорости в сторону гор. В горах спецназу делать было нечего, за ними тем более, а дальше берег, оттуда можно только уходить к своим. Значит, группа тоже отработала и возвращалась. Мало ли какое задание выполнил Варакса и какую информацию вёз? А тут я его пристрелю, и наши ничего не узнают, как ты справедливо заметил.

– То, что он русский, что его ждали дома, что я нападал, а он защищался, и на его месте я вёл бы себя точно так же – это всё лирика, – сказал Одинцов. – Если цель стóит того, чтобы в неё выстрелить, – значит, она стоит того, чтобы выстрелить дважды. Я не стал торопиться, потому что мог добить Вараксу в любой момент.

– Так ведь и он вас мог, – заметил Салтаханов. – Добрался бы до пистолета или ножа… Странно, что вы оставили в живых такого опасного врага.

– Варакса не был врагом и не представлял опасности.

– Как это – не представлял?

– Очень просто. С простреленной ногой можно управлять машиной. Можно на ней ходить какое-то время, если умеючи. Я однажды даже пробежал немного. Но Вараксе не повезло – пуля зацепила кость, а это совсем другое дело. Для него убить меня в той ситуации было всё равно что самому застрелиться. Мы оба знали, что я ему нужен, а он мне – нет.

– Вы были нужны для перевозки Ковчега Завета? – быстро спросил Салтаханов.

Одинцов фыркнул.

– Ишь какой шустрый… В кузове грузовика лежали два ящика. Я подогнал БМП, и мы перекинули их в десантное отделение.

– Два ящика? – Арцишев сделал упор на слове «два».

– Что за ящики? Как выглядели? Какого размера? – Салтаханов стал похож на охотничьего пса, который наконец-то взял след: точь-в-точь давешний оператор из видеостудии.

– Два ящика, – спокойно повторил Одинцов. – Обычные, вроде оружейных. Крашеные доски цвета хаки. Маркировку не помню, мне такая никогда не попадалась. В длину метра полтора. В ширину и в высоту…

Он развёл в стороны ладони, прикидывая размер, и пояснил:

– У БМП в корме двери небольшие, это же не автобус. Раз ящики влезли, значит, сантиметров восемьдесят, что-то такое.

– И вы не спросили, что внутри?

– Не знаю, как у вас, а у нас не принято болтать и задавать лишние вопросы. У Вараксы было своё задание, у меня своё. Он попросил помочь, я помог. Мы одной стране присягали.

– Позвольте узнать, – снова встрял Арцишев, – вы эти ящики перетаскивали на руках или пользовались какими-то устройствами? Краном, домкратом…

– На руках, – сказа Одинцов.

Салтаханов с подозрением прищурился:

– Вы же сказали, что у Вараксы была задета кость и он не мог ходить. А теперь оказывается – мог, и даже ящики грузил?

– Я не сказал, что он грузил, – терпеливо поправил Одинцов. – БМП стояла торцом почти вплотную к грузовику. Задний борт я откинул. Варакса перетянул ногу жгутом и прислонился к борту. Я толкал ящики из кузова, а он их направлял в двери БМП. Потом задвинули поглубже до конца, и все дела. Понятно или нарисовать?

– Понятно, – буркнул Салтаханов, а профессор спросил:

– Ящики тяжёлые?

– Ну как сказать. – Одинцов поиграл бицепсами. – Килограммов по сто пятьдесят, наверное, или двести… Не помню. Мы же тогда молодые были, здоровые, тренированные. И торопились очень.

– Почему? – снова насторожился Салтаханов.

– Потому что за Вараксой шла погоня. Он сказал, что оторвался от силы на час, а мы провозились полчаса, не меньше. Надо же было ещё тела ребят сложить по-человечески.

Ева облизнула губы, пересохшие от волнения, и спросила:

– Вы… тела везли с собой тоже?

– Нет. У скалы сложили, одного к одному, – Одинцов стукнул несколько раз ребром ладони по столу, будто укладывая погибших в ряд. – БМП – это душегубка. Стальная печка, в которой жара за шестьдесят. Если туда втиснуть восемь окровавленных трупов… Мы бы просто не доехали.

– Не может быть, – сказал Мунин, и все посмотрели на него.

– Что не может быть? – переспросила Ева.

– Не может быть, чтобы в ящиках лежал Ковчег. Очень лёгкие. Ковчег окован золотом, на крышке во-о-от такие золотые херувимы и внутри два здоровенных каменных куба. Это точно не триста килограммов и не четыреста. А ещё ведь сами ящики сколько-то весят.

– Какие два каменных куба? – не понял Салтаханов.

– Скрижали, – Мунин бросил взгляд на Одинцова и важно добавил услышанное от Владимира:

– В Талмуде сказано, что каждая скрижаль – это куб. Стороны примерно по шестьдесят сантиметров. Посредине насквозь дырка сантиметров тридцать в поперечнике, как труба. Но всё равно они тяжёлые. Камень же!

Арцишев уважительно посмотрел на Мунина.

– Весит… э-э-э… от четыреста до шестьсот килограммов каждая, – быстро подсчитала Ева. – Это зависит от материала. Камень разный.

– Я и говорю, – подхватил Мунин. – За всё про всё тонна или даже полторы.

– Столько точно не было, – сказал Одинцов.