Тайна царствия

Однако у Натана это не вызвало никаких улыбок, и трогаясь в путь, он продемонстрировал жест одобрения. Мы обогнули пределы храма и, перейдя через Кедрон, вышли на огражденную по бокам дорогу, ведущую к Оливковой горе, часть которой, до Вифании, была мне известна. Когда очертания города растаяли в дали, я сошел с осла и зашагал рядом. По прибытии в деревню я приказал Натану сделать остановку, а сам направился к дому Лазаря. Мне пришлось долго звать его, пока он не вышел в сад, чтобы ответить на мое приветствие. Я справился о его сестрах.

– Сестры уехали в Галилею.

– Почему же ты не поехал с ними? – спросил я.

– В Галилее мне нечего делать, – тряхнув головой, ответил он.

– Однако мне говорили, что твой повелитель отправился туда раньше всех и ожидает вас там!

С упреком в голосе Лазарь сказал:

– А мне какое до этого дело? Я занимаюсь своим садом и нахожусь здесь, недалеко от своей могилы.

Он по-прежнему с трудом произносил слова, а его взгляд был устремлен в никуда, словно глубина мыслей не позволяла ему поделиться ими с другими. Мое тело пронзил холод, и я пожалел, что прервал свой путь, чтобы повидать его.

– Мир тебе! – сказал я, уходя прочь.

– Мир тебе! – с иронией повторил он. – Если бы ты знал, что такое мир, думаю, никогда не стал бы мне его желать! – Он провел рукой по пожелтевшему лбу и добавил: – У меня болит голова и страдает душа. Услышав, что кто-то окликает меня по имени, я испугался. Мою душу охватывает страх, когда я слышу, как ко мне обращаются по имени. Послушай такую притчу: если бы мы с тобой были ростом с булавочную головку, то считали бы себя такими же большими, как сейчас, потому что могли бы проводить сравнение только между собой. Для меня эта земля и все, что меня окружает, стали размером с булавочную головку, и я никак не могу понять, почему Иисусу захотелось родиться, жить и воскреснуть на этой земле размером с головку булавки!

Я попрощался с ним, и мы тронулись в путь. По дороге я думал о том, что пребывание в могиле сказалось на его рассудке и он больше не способен размышлять, как все. Натан посмотрел на меня таким же удивленным взглядом, который я не один раз прежде замечал у него, однако не сказал ни слова.

Спустившись в долину, мы переправились через речку. Шагая по горным тропинкам, мы остановились всего лишь один раз, чтобы позволить нашим ослам отдохнуть и дать им напиться у колодца. Молчаливость Натана передалась и Марии, так что за время всего путешествия мы друг другу почти ничего не говорили. Однако молчание нашего проводника отнюдь не было зловещим: наоборот, когда он вел наш небольшой караван, оно внушало чувство спокойствия и уверенности. Злость по отношению к больной у меня растаяла, а та, в свою очередь, плелась где-то позади, стараясь не напоминать о себе, и когда тени удлинились, я даже начал беспокоиться, вынесет ли она все тяготы пути. Натан без конца погонял животных и двигался вперед широким шагом, словно так же, как и мы, хотел поскорее достичь цели нашего путешествия. Я обратил внимание на то, что, дабы не проходить через Самарию, мы свернули на путь к Иерихону, по которому проходят все паломники из Галилеи.

Когда на небе зажглись первые звезды, мы сделали привал в какой-то деревушке, и Натан повел ослов к жалкому постоялому двору, которым вынуждены были довольствоваться и мы. Он с небывалой сноровкой развьючил животных и перенес ковры в пустую и удивительно чистую комнату, несмотря на то что в ней попахивало навозом. Сусанна разожгла во дворе огонь и принялась готовить нам ужин, громко позвякивая кухонной утварью· она приправила муку, к которой добавила кусочки баранины, и поставила блюдо на огонь; пока еда готовилась, она сходила за водой, заставила меня позволить вымыть мои ноги и вымыла их Марии, к которой проявляла самое большой уважение. Когда ужин был готов, она сначала обслужила меня, а затем – Марию. Мной овладело приятное чувство уюта.

Я подозвал Натана и обратился к нему и к Сусанне:

– Не знаю, может это и противоречит вашим правилам, однако поскольку мы вместе путешествуем и будем спать в одной комнате, почему бы нам не разделить и ужин? Подсаживайтесь к нам.

Они вымыли руки и опустились на корточки. Натан разломал хлеб, благословил его на манер иудеев и протянул мне кусок, ничуть не заботясь о женщинах. Ел он мало и совершенно не притронулся к мясу. Пережевывая пищу, он смотрел в пустоту, и я не пытался вступить с ним в разговор. Затем он вышел проверить, все ли в порядке с животными, а вернувшись, укутался в плащ, прикрыл себе голову и повалился на пол у двери, давая тем самым понять, что всем пора спать. Поужинав, Сусанна бросилась на землю, пытаясь поцеловать мне ноги в знак благодарности за то, что я взял ее под свою опеку.

– Ты должна благодарить не меня, а Натана. Надеюсь, что это путешествие не будет для тебя слишком трудным и не станет причиной новой болезни.