Тайна царствия

Мы поразмыслили над тем, стоит ли мне уже сейчас перебраться в Капернаум, чтобы быть поближе к ученикам. Однако Сусанна выразила опасение, что они станут сторониться меня, если обнаружат мое присутствие до поступления сигнала. Поскольку через Тивериаду пролегает широкая дорога, ведущая внутрь страны, и, кроме того, расстояния вокруг озера относительно невелики, она предпочла, чтобы я оставался в Тивериаде и спокойно дожидался ее и Натана. К этому она прибавила, что у горы соберется столько пришедших из разных мест людей, что разглядеть каждого в отдельности будет невозможно. Как только поступит сигнал – даже если ученики ночью незаметно уйдут горными тропами, – нам будет совершенно нетрудно отыскать нужную дорогу, спрашивая ее принятым у смиренных душой языком.

С этими надеждами и обещаниями мы расстались.

Сусанна ушла вдоль берега, не поев и не попив, хоть я с большим удовольствием предложил ей обед. Я повторил молитву, которой обучила меня Сусанна и подумал, что на этой земле не существует ничего – ни чести, ни успеха, ни знаний, – что я бы с легким сердцем не обменял на царство Иисуса из Назарета, если бы он открыл для меня его ворота. Погрузившись в глубокое самосозерцание, я понял, что мне не нужно ни бессмертие, ни вечная жизнь; лишь бы он взглянул на меня и признал одним из своих – таково было мое единственное желание.

Сусанна ушла, а я многие дни посвятил тому, чтобы написать это письмо.

Письмо десятое Марк вновь приветствует тебя, о Туллия!

Мое сердце уже не с тобой, о Туллия! Меня пронизывает чувство, что написанное не сможет показаться тебе убедительным и что, если ты прочтешь эти послания, то станешь смеяться надо мной, полагая, что сыны Израиля околдовали меня.

И все же в моей голове постоянно вертится одна странная мысль: возможно, когда-нибудь придет тот день, когда я смогу взглядом сбросить одну за другой твои одежды, даже твое тело станет ненужной вещью, когда я наконец смогу увидеть твою душу и заставлю тебя поверить в то, во что верю сам! Конечно, этот момент будет моментом отречения от многих вещей, которые тебе нравятся и которым ты придаешь столь большое значение в этой жизни, однако если тебе удастся точно так же взглянуть на себя со стороны, ты поймешь, что все это имеет значение не больше, чем старая изношенная одежда, которую выбрасывают на свалку. Конечно, нетникакой надежды, что моя мысль когда-нибудь станет явью, поскольку лишь тот, кто видел эти события собственными глазами и был их участником, способен в них поверить, да и то, даже из тех, кто видел все собственными глазами, верят немногие!

Итак, продолжу запись своего повествования.

В день скачек Клавдия Прокула пригласила меня во дворец и предложила занять место за ней в ложе, словно это была большая честь для меня. На ней было шелковое платье пурпурного цвета, что не совсем соответствовало моменту, хотя она могла оправдать это причастностью к семье императора. Ее величественная прическа была увенчана драгоценной диадемой. Для меня она приготовила римские одежды и тогу, пригласила цирюльника, чтобы тот сбрил мою бороду и завил волосы.

– Пришло время избавиться от этих иудейских причуд, чтобы предстать перед варварами, как подобает настоящему римлянину! – приказала Клавдия.

Удивившись, я напомнил ей о великом смешении стилей, царившем в городе у термий, и о том, что сам советник отрастил себе бороду и одевался на восточный манер, дабы лишний раз не подчеркивать при дворе свое римское происхождение. Наконец, чтобы не тратить время в бесплодном споре, мне пришлось сказать ей правду.

– О Клавдия Прокула, не сердись, но мне вовсе не хочется ехать на эти бега, – начал я, – Наоборот, я хотел бы остаться здесь: у меня есть основания полагать, что ученики назаретянина скоро соберутся для встречи с ним. Я с надеждой жду известий, которые позволят мне отправиться вслед за учениками и прибыть на эту встречу ко времени.

– Жанна уже говорила мне об этом, так что ты не сообщаешь мне ничего нового! – ответила Клавдия – Ах, была бы я помоложе да были бы у меня верные и умеющие хранить тайны слуги, может я сама бы попытала счастья и, переодевшись, отправилась бы к этой горе! Ведь встреча назначена у горы, верно?

– Почему же Жанна ничего не сказала? – удивился я. – Неужели она мне не доверяет?

– Думаю, она вынуждена молчать! – развязно ответила Клавдия – Однако она пообещала переговорить с назаретянином обо мне. Кажется, он прежде мог исцелять на расстоянии, а сейчас, возможно, передаст с Жанной какой-то предмет, к которому прикоснется. Только я не понимаю, что ты собираешься там делать! О Марк, возьми себя в руки и стань опять римлянином! Эти скачки – самое важное событие года не только в Галилее, но и во всех соседних странах!

Я не верил своим ушам и ошеломленно смотрел на нее.

– Значит, ты уже готова променять Сына Божьего на лошадей?! – съехидничал я.