– Так пусть же все, кто любят его, оплакивают его и верят в то, что он Христос, Сын Божий, берут, едят и пьют. Благословите хлеб его именем, разломите его и разделите между собой, благословите вино его именем и разделите между собой. Пусть никто не останется с пустыми руками. А после – бодрствуйте и дожидайтесь его прихода.
Закончив говорить, он прилег на землю, а люди пришли в движение, поднимаясь с мест, для того чтобы омыть руки и помочь друг другу. У нас было мало воды, однако Натан слил нам ее на руки и затем проделал то же самое со слепым стариком и его сыном; после этого он позволил мне взять в руки кувшин и оказать ему ту же услугу. Продуктов у нас было в избытке, но старик, весь дрожа, попросил нас дать ему возможность есть свой собственный хлеб и пить свое же вино.
Не было слышно ни единого громкого возгласа, пробегавший по толпе шепот был похож на дуновение ветерка.
Я не чувствовал обиды за то, что старик, подчиняясь своему закону, отказался разделить с нами трапезу. Натан, благословив его хлеб во имя Иисуса Христа, преломил его и дал половину сыну, а половину отцу, оставив себе небольшую часть; затем он благословил наш белый хлеб и разделил его на три части: для себя, меня и Мирины.
– Да будет этот хлеб хлебом вечной жизни, как это было сказано. Пусть он станет для тебя хлебом жизни, а не смерти!
Я смиренно ответил:
– Да свершится воля Сына Божьего! И если его воля будет такова, чтобы я, чужестранец, умер от этого, я покоряюсь ей.
После того как мы съели хлеб, Натан благословил вино слепого и передал ему и его сыну, затем, разбавив вино водой, благословил нашу чашу. Выпил сначала я, потом – Натан, а затем чаша перешла в руки Мирины. Так мы ели и пили по примеру всех тех, кто сидел рядом, делясь друг с другом едой и питьем.
Сделав несколько глотков, старик неожиданно расплакался и принялся причитать, покачивая головой:
– Теперь я вкусил плоти и крови Сына Божьего. Думаю, что для него нет невозможного. Да простит он мне мое неверие!
Мирина протянула мне чашу. Я отпил из нее и передал Натану, который, сделав то же самое, вернул ее Мирине; она, утолив жажду, заглянула в нее и озадаченно прошептала:
– А ведь чаша по-прежнему полна!
Удивляясь не меньше ее, я тоже сказал:
– Я был уверен, что мы съели весь хлеб, однако он лежит целый возле меня! Это ты положил его сюда, Натан?
– Нет! Я не клал никакого хлеба подле тебя! Может, мы не заметили, что взяли его больше?
Мы выпили еще, однако чаша не иссякала. Теперь уже больше ничто меня не удивляло, все происходило, как в легком сне, несмотря на то что я чувствовал
Так прошло время второй стражи, и могу с уверенностью сказать, что никто из нас не сомкнул глаз. Все пребывали в ожидании, в котором не чувствовалось нетерпения. Оно было похоже скорее на приготовление.
– Наступил ли уже рассвет? – неожиданно спросил старик, подняв голову, – Мне показалось, что я увидел дневной свет.
Я осмотрелся по сторонам, и мой взгляд замер на толпе.
Теперь мы все подняли головы, чтобы лучше видеть. И вот воскресший показался среди своих, Не могу сказать, как и откуда он появился, однако никакой ошибки быть не могло: одетый во все белое, он продвигался вперед в ярком свете звезд, казалось, что этот свет исходит от него самого, от его лица. Он шел медленным шагом среди толпы, иногда останавливаясь, словно для того, чтобы приветствовать своих, и протягивал в их сторону руки, чтобы благословить.
Все взгляды были устремлены в одном направлении, однако никто не смел подняться с места и побежать ему навстречу. Неожиданно раздался необычайно громкий женский возглас.
– Господь и Бог мой! – воскликнула женщина, упав перед ним навзничь, и в голосе ее смешались смех и слезы.
Толпа вздрогнула, однако назаретянин, склонившись, прикоснулся к ее голове, и женщина сразу же успокоилась. Толпа одновременно вздохнула, и со всех сторон послышался шепот:
– Это он! Господь среди нас!
Слепой, пав на колени, вытягивал вперед голову и воздевал кверху руки.
– Не вижу! – воскликнул он – Виден только свет, словно меня ослепило солнце!
Не могу сказать, как долго он пребывал среди нас, поскольку мне казалось, что даже время остановило свой бег. Однако это был действительно живой человек, который шествовал среди толпы, останавливался перед своими, не забывая при этом никого. Все было просто, естественно и настолько очевидно, что у меня не осталось никаких сомнений. Единственное, что я смог понять, – это то, что, увидев его этой ночью, я оказался в его царствии.