Тайна царствия

– Здесь мы находимся в городе иудейского божества, – продолжал объяснять он – Я испытываю к нему глубокое уважение, и как я уже говорил, приношу ему свои дары, но при этом мне не приходит в голову задумываться о его таинствах! Что я от этого наживу, кроме сильной головной боли? Чужестранцам, живущим в стенах этого города, запрещено иметь даже самого малого идола, и даже сами римляне не могут поклоняться своему императору. Иногда случается, что стражники проверяют дома простых людей, разбивают различные изображения и безжалостно взыскивают штрафы. Поверь мне: живущему здесь чужестранцу не остается ничего другого, как смиренно просить заступничества у Бога Израиля, как говорят, ужасного и злобного. Так что не суйся в его дела, о Марк, так будет лучше для тебя.

Он продолжал:

– Думаю, ты еще не понял, что для сынов Израиля религия это политика, а политика – это религия; все, что бы они не делали, связанно с их верованиями, а их Бог следит за ними еще с колыбели, чтобы они и там вели себя так, как предписывает за кон. Из этого следует, что лучше не раскрывать рта, и держаться от всего этого подальше.

– Я гражданин Рима, и никто не посмеет причинить мне вред, – был мой ответ – Я не нахожусь под юрисдикцией иудеев, и если я буду обвинен в каком-то нарушении, касающемся их религии даже сам прокуратор ничего не сможет для меня сделать, они вышлют меня в Рим, где один лишь император может быть моим судьей.

– А ведь ходят слухи, что он больше не живет в Риме и перебрался на один отдаленный остров, – наивно возразил Карантес. – Разве не другой человек, жестокий и алчный, расположение которого можно приобрести лишь обильным дароприношением, сидит на его троне?

Наступила моя очередь схватить сирийца за руки и заткнуть ему рот рукой, с ужасом озираясь по сторонам, чтобы удостовериться в том, что нас никто не слышал.

– Если бы ты сказал такое в Риме, – прошипел я ему на ухо, – тебе отрубили бы голову! И никогда не произноси имени этого человека вслух: у него есть глаза и уши даже на самом краю земли.

Карантес совершенно спокойно отвел мою руку.

– Вот и результат! – сказал он – В Риме существует то, о чем не принято говорить среди римлян, а в Иерусалиме – то, о чем не говорят среди иудеев: здесь имя того, которого распяли, столь же опасно, как и имя того, второго, в Риме.

Он на минуту замолчал и осмотрелся вокруг; я по-прежнему сидел у порога, и он, присев на корточки рядом со мной, стал мне шептать на ухо:

– Слухи – это всего лишь слухи. Однако в нашей среде пришельцев, не занимающих высокого положения, стало известно, какую немилость отвел от нас синедрион: ведь накануне Пасхи все мы, сами не ведая того, жили на горячем вулкане! Народ уже признал в этом человеке Сына Давида и своего царя, и говорят, одно общество, находящееся в пустыне, оказало ему свою тайную поддержку, не считая тех, кто называет себя смиренными духом! Утверждают, что поджег храма во время праздника должен был стать сигналом к восстанию. Он хотел свергнуть синедрион, чтобы править вместе с народом. Можешь себе представить, какой это был бы прекрасный предлог для вмешательства римлян! Прокуратор привел в готовность все гарнизоны, а сам остановился не как обычно, во дворце Ирода, а в Антонийской крепости. И все же после смерти своего предводителя бунтовщики исчезли!

– Не могу тебе верить! – возразил я, – Его царство не относится к земным делам, что видно из того, что мне удалось узнать.

– Слухи – это всего лишь слухи! – примирительно сказал Карантес. – Но и они должны иметь под собой почву, для того чтобы существовать! Дыма без огня не бывает!

– Уверен, что синедрион вместе со своими священниками и скрибами сам распространяет эти слухи, дабы найти оправдание коварного убийства, в котором они все повинны, – с уверенностью ответил я. – Иисус совершенно не был таким, каким они хотят его: представить: он говорил, что следует подставить вторую щеку ударившему, запрещал отвечать злом на зло, и я полагаю, что это единственный способ избавиться от вековой жажды мести.