Тайна убийства Столыпина

— Мне хотелось бы с вами кое-что обсудить, — продолжил Николай II. — Не могли бы вы пояснить мне, чему в последнее время симпатизирует Столыпин? Ко мне поступают самые разноречивые сведения о его симпатиях, думаю, и в вашей комнате накопилось немало интересного...

Спиридович понял: царь говорит о материалах, которые накапливались в помещении его личной секретной службы, в обиходе именуемой “комнатой провокаторов”. Туда стекались сведения, полученные не только официальным путём, но и от агентуры. Вся информация, поступавшая в “комнату”, была доступна только государю, и полковник был обязан о ней всегда докладывать.

Конечно, Спиридович не мог не рассказать о последней информации, поступившей в “комнату провокаторов”, о разговоре, состоявшемся в Английском клубе в Петербурге, в котором участвовали Столыпин, Гучков, Бобринский и чиновник, пользующийся доверием Столыпина. Пётр Аркадьевич жаловался, что, несмотря на своё высокое положение, не чувствует себя уверенно и прочно. “В любой момент государь может прогнать меня, как лакея, — вырвалось у него. — В Англии, где существует конституционная монархия, ничего подобного с премьер-министром произойти не может.

Избавить от поста вправе только парламент”.

Спиридович замолчал. Молчал и царь. Он больше любил слушать, чем говорить, и окружение хорошо об этом знало.

— Я слушаю вас, Александр Иванович, — сказал, наконец, Николай II. — Продолжайте.

— Так вот, зашёл разговор и о развитии России. Гучков убеждал, что затишье в империи ненадолго, что лучше бы, не ожидая новой бури, которая сметёт монархию, проделать всё сверху, превратив Думу в парламент по английскому образцу. Бобринский на сетования премьера заметил, что в России сегодня Столыпин фигура вторая после государя и вряд ли найдётся человек на его пост. Видимо, хотел внушить Петру Аркадьевичу уверенность. При этом добавил, что именно Пётр Аркадьевич сумел железной рукой усмирить смуту и это, с одной стороны, незабываемо, а с другой — свидетельствует о его больших возможностях.

— А что же Пётр Аркадьевич? — спросил царь. — Какую точку зрения он высказал?

— Промолчал, ваше величество.

Царь вздохнул и спокойно заметил:

— Вот видите, как всё просто. А я всё думаю, почему же Пётр Аркадьевич таким тоном разговаривает со мной, предъявляет ультиматум: если я не введу земства в западных губерниях, то он намерен выйти в отставку. Требует распустить Государственную думу и Государственный совет, отказавшихся утвердить его предложения. Неужели он действительно думает об усилении своей власти?

Желая смягчить впечатление, Спиридович заметил, что разговор был во время игры в карты, а это порой допускает некоторые вольности.

— Нет, позвольте, Александр Иванович, — возразил Николай II, — у государственного мужа такие слова не должны слетать с языка никогда... — Помолчав, он добавил: — А мне не везёт на премьер-министров. Витте оказался больше француз, чем русский, Столыпин больше англичанин, к тому же, видите, и сторонник конституционной монархии... — И, поставив в разговоре точку, государь направился во дворец.

Эта беседа проливает свет на весьма существенную деталь: отношения между царём и Столыпиным в тот год были прохладными. Подтверждают это и другие факты. Даже придворная челядь вела себя в Киеве так, что по её поведению можно было понять: Столыпин попал в опалу. Сам Пётр Аркадьевич знал это и говорил друзьям о своей неминуемой отставке.

Это же подтверждает граф Витте, в воспоминаниях которого мы находим фразу: “Кстати, я слышал из достоверных источников, что государь не мог простить Столыпину того издевательства, которое он над ним совершил, представив ему свою отставку вместе с кондициями...”

С большой неохотой отправлялся Столыпин на торжества в Киев. Сердце его не лежало к той поездке.

Из воспоминаний В.Н. Коковцова:

“27 августа в сопровождении моего секретаря Л.Ф. Дорлиака я выехал, как того желал Столыпин, в Киев и прибыл туда вечером 28 числа. Я остановился в уступленной мне части казённого помещения управляющего конторой Государственного банка Афанасьева на Институтской улице, наискосок от дома генерал-губернатора, в нижнем этаже которого остановился Столыпин. На утро 29, получивши печатные расписания различных церемоний и празднеств, я отправился к Столыпину и застал его далеко не в радужном настроении. На мой вопрос, почему он сумрачен, он мне ответил: “Да так, у меня сложилось за вчерашний день впечатление, что мы с вами здесь совершенно лишние люди, и всё обошлось бы прекрасно и без нас”.

Столыпина в Киеве двор игнорировал. Это отметили многие очевидцы, особенно подчеркнул генерал Курлов. Последний, правда, оговаривался, что сам он подобными действиями был возмущён, но стоит ли ему верить, если генерал отвечал за организацию охраны высочайших особ и должен был также позаботиться об охране своего министра?

В первый день торжеств выяснилось, что для главы правительства даже не выделен экипаж. Не нашлось ему позже места и на пароходе, на котором царь с семьёй и свитой отправлялся в Чернигов.