Тайна убийства Столыпина

— Знаю, — недовольно бросил Курлов, — мне уже донесли. Столыпин даже шутит, дескать, поел губернаторский обед — от того, мол, плохо себя чувствует. Температура — тридцать семь и три, вроде небольшая. Его побрили, он посмотрел в зеркальце и язычок свой увидел. Не слишком расстроился... Печально всё выглядит.

— Теперь он станет народным героем, — Спиридович выглядел совсем плохо. — Как же — вылез в очередной раз из покушения. Тогда, если помните, на Аптекарском острове, его задела лишь чернильница, а сколько было убито и покалечено народу!

Курлов в ответ усмехнулся:

-Действительно, все симпатии будут обращены к нему. Забудут все его промахи, забудут грязь, которой его обливали, и всяческие упрёки. Вознесут на пьедестал. Видите, как получилось! Думали одно, а вышло другое!

— Ещё не всё потеряно, Павел Григорьевич! — успокаивал его Спиридович. — Ещё можно положение спасти.

— Как можно спасти такую ситуацию? Мы с вами в бочке с дёгтем после всего, что произошло. Не только должности лишимся, но и чести!

— Нужны решительные действия! Главное, не плыть по течению, а составить план действий. Имеются у меня на сей счёт некоторые мысли...

— Какие же ? — поинтересовался Курлов.

— У Кулябко есть заагентуренная сестра милосердия. Он благоразумно её пристроил в клинику Маковского. Она сейчас там, дежурство несёт возле больного. Понимаете, какой выпал шанс всё устроить — ни одна собака не пронюхает, если мы втроём всё сохраним в тайне. Медицина — дело тёмное, она всегда найдёт такое течение болезни, которое выгодно официальному заключению. Во все времена так случалось, не только в нынешние. А с нас, что упустили этого еврейчика, спроса никакого не будет, если...

И Кулябко, не принимавший до этой фразы участия в разговоре, неожиданно изрёк, словно ждал подходящего момента:

— Надо избавиться от Богрова! Вот и все решение проблемы! С ним мы утонем! Даже если Столыпин останется в живых, Богров наша гиря, он потянет нас всех на дно. Мне тонуть не хочется, не знаю, как вам.

Курлов сказал:

— Паниковать не следует. Вы прекрасно знаете, что в панике человек теряет голову и допускает роковые ошибки. У нас ошибок быть больше не должно. Отсюда приходим к решению: Столыпин может выжить, но у Богрова никаких шансов на жизнь нет.

— Как же это сделать? — поинтересовался Спиридович.

— А это уже забота Николая Николаевича, — спокойным тоном произнёс Курлов. — У него доверительные отношения с Богровым, он ему и подскажет, как поступать дальше.

Кулябко занервничал, засуетился, словно только что вышел от парикмахера и на его воротничке остались волосинки, мешающие его комфорту, и он хочет от них избавиться. Он густо покраснел.

— Я бы переговорил с Богровым, но нас к нему не допускают судебные власти. Я вначале даже дал команду забрать Богрова к нам, в охрану, но прокурор не разрешил...

— Оно и понятно, — заключил Курлов. — Теперь прокурор будет делать карьеру. Его час настал, но вы не смущайтесь, надо обхитрить прокурора. Он нашу службу не знает, не знает и тонкости наших интриг. Так что сейчас надо направить к Богрову надёжного человека, который смог бы ему внушить веру в жизнь и помилование. Чем дольше он будет молчать, тем лучше, мол, будет для него. А нам с вами главное, чтобы он сейчас молчал!

— А дальше? Что будет дальше, когда он станет говорить, если его помилуют?

— А дальше он говорить ничего не будет. Не сможет-с. Так-то, дорогой наш друг. Это уже будет делом Александра Ивановича. Он объяснит Дедюлину, что от Богрова во избежание огласки и ненужных следственных действий надо быстро избавиться. Решение суда это его проблема, не наша. Он, думаю, не в меньшей степени заинтересован в том, чтобы Богров замолчал навсегда.

Не пропустим мимо внимания, что Кулябко и Спиридович — родственники, их объединяет не только старая дружба, не только одна она соединяет их...

— А как насчёт Аленского? — спросил Кулябко, желая получить инструкцию, как себя вести дальше.

Курлов, опытный полицейский, тут же объяснил, какой позиции придерживаться.

— Играйте так, как выпала карта. Аленский был надёжным агентом, все задания выполнял исправно, имел неплохие результаты — революционеров, которых он выдавал, отправляли на каторгу, судили... Потому ему и доверяли. А в театр пустили, нарушив инструкции, лишь потому, что обещал он показать террористов, задумавших покушение на государя. На государя ведь покушения не случилось, хоть и пострадал Столыпин. Государю своя жизнь милее. Он пожурит, но простит, благо есть при нём люди, в нас заинтересованные, ведь мы не только своё желание исполняли, связавшись с Богровым, но и других...

Кулябко не отставал. Задал он и другой вопрос, который его мучил с первых секунд покушения.

— Меня волнует другое. Я лично дал Богрову пистолет, и номер его записан за охраной. Я полагал, что когда он выбежит и сядет в пролётку, то уедет вместе с оружием...

— Какая глупость! — воскликнул Курлов. — Неужели нельзя было предусмотреть и это? Как можно дать агенту оружие, записанное за вами?

— Накладка просто вышла... — смущённо повинился Кулябко.